Часть первая
Кошачье кладбище
«…Говорит (Иисус) им потом: “Лазарь друг наш уснул, но Я иду
разбудить его”».
Ученики Его сказали: «Господи! если уснул, то выздоровеет.
Иисус говорил о смерти его; а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном.
Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер… но пойдем к нему».
(Евангелие от Иоанна, гл. XI: 11, 12, 13, 14, 15)
1
Трех лет от роду Луис Крид потерял отца, а деда не помнил
вообще. И уж никак не ожидал, что, вступив в пору зрелости, обретет нового
отца. Однако именно так и произошло. Правда, Крид величал его другом — ведь у
взрослых, породнившихся душами со стариками, так заведено. Познакомились они
вечером. В тот день семья Крида — жена и двое детей — переехали в просторный
белый дом в местечке Ладлоу. С ними переехал и Уинстон Черчилль, любимый дочкин
кот, Чер, как для краткости кликали его в семье.
В местном университете, где Луису предстояло работать
врачом, невероятно долго подыскивали подходящее жилье, и Луис, измучившись от
неопределенности и ожидания, подъезжал к новому дому отнюдь не в радужном
настроении. СУДЯ ПО ДОРОЖНЫМ УКАЗАТЕЛЯМ, ПРИЕХАЛИ. ВСЕ СХОДИТСЯ, КАК В
ГОРОСКОПЕ В КАНУН УБИЙСТВА ЦЕЗАРЯ, мрачно усмехнулся он про себя. Нервное
напряжение еще не спало. У младшего, Гейджа, резались зубы, и он капризничал.
Рейчел пыталась убаюкать его, но тщетно. Дала ему грудь, хотя кормить еще рано.
Гейдж не хуже матери знал время своих завтраков, обедов и ужинов, однако с
готовностью ухватил сосок едва проклюнувшимися зубками. Рейчел даже заплакала,
правда, скорее не от боли; ей жаль покидать Чикаго, где прошла вся молодость.
Дочка Эйлин тотчас же подхватила — плакали уже дуэтом. А Чер все ходил и ходил
меж сиденьями просторной семейной машины, и так все три дня, пока добирались
сюда из Чикаго. Поначалу его посадили в клетку, но он так орал, что пришлось
выпустить. Но и на свободе кот не успокоился. Его настроение передавалось и
людям.
Луис и сам едва не заплакал. Дикая, но сладостно-заманчивая
мысль полыхнула в голове: а не предложить ли всем заехать в Бангор перекусить —
все равно дожидаться грузовика с пожитками. И, высадив там все семейство, он
нажмет на газ и на полной скорости, не жалея дорогого бензина, умчится прочь.
На юг, во Флориду, в город Орландо. Там сменит имя и устроится врачом в местный
Диснеевский центр аттракционов. Но, прежде чем повернет на шоссе к югу,
непременно выбросит на обочину этого чертова кота.
Вот и последний поворот, за ним дом, который до сих пор Луис
видел только с вертолета. Когда его утвердили в должности, то пригласили
выбрать один из семи домов. Выбор его пал на большой, старый, в «колониальном»
стиле особняк (но только что отремонтированный и утепленный, отопление,
конечно, обойдется дорого, но ничего не поделать): три просторные комнаты
внизу, четыре — на втором этаже, вместительная кладовка (ее со временем тоже
можно преобразовать в жилую комнату). Вокруг дома роскошная лужайка, даже
августовская жара не погубила сочную зелень.
За домом — большое поле, есть где порезвиться детишкам, а
дальше — бескрайние леса, собственность, правда, уже не частная, а
государственная, но агент-посредник успокоил, дескать, в обозримом будущем
строить поблизости ничего не собираются. Индейское племя микмаков, некогда
обитавшее в этих краях, затеяло тяжбу с властями штата, заявив права на восемь
тысяч акров земель в Ладлоу и окрестных городках. Дело запутанное, требующее
вмешательства верховных властей, и вряд ли решится в нынешнем столетии.
Рейчел вдруг перестала плакать, встрепенулась,
насторожилась.
— Так это он и есть?..
— Да, он самый. — Луис тоже напрягся, нет, скорее испугался.
Даже более того: у него душа в пятки ушла. Сейчас он увидит, ради чего на
двенадцать лет влез в долги. Ведь за дом он расплатится лишь к семнадцатилетию
дочери. К горлу подкатил комок.
— Что скажешь?
— Не дом — загляденье, — ответила Рейчел, и у Луиса гора
свалилась с плеч, слава Богу, одной заботой меньше. Жена не шутит, она уже
по-хозяйски оглядывает голые окна, прикидывая, где какие занавески повесить,
какой скатертью застелить стол, чем украсить шкафы и полочки. По асфальтовой
дорожке машина завернула за дом.
— Пап, а пап! — позвала с заднего сиденья Элли. Она
перестала плакать. Не хнычет и Гейдж. С удовольствием выдержав паузу, Луис
отозвался:
— Что тебе, родная?
Карие глаза дочери внимательно оглядывали из-под пшеничной
челки и дом, и лужайку, и соседскую крышу, и поле с черной кромкой леса
вдалеке.
— Мы будем здесь жить?
— Да, доченька.
— Ура! — прямо в ухо отцу закричала Элли. Но Луис не
рассердился, хотя порой дочурка очень досаждала ему. Сейчас показалась нелепой
недавняя мысль об Орландо, о Диснеевском парке.
Он поставил машину на задах, там, где к дому прилепилась
кладовая. Мотор умолк, и сделалось необыкновенно тихо. Разве сравнишь с суетой
Чикаго, с грохотом кольцевой надземки! Собирались сумерки, завела песнь первая
вечерняя птаха.
— Вот мы и дома! — прошептала Рейчел.
— Дома! — неожиданно проговорил Гейдж.
Луис и Рейчел воззрились друг на друга. Эйлин вытаращила
глаза.
— Ты слышал?..
— Он ведь сказал?..
— Неужто он?..
Все втроем заговорили враз и тут же рассмеялись. Один Гейдж
и ухом не повел. Он сосредоточенно сосал большой палец. Месяц назад он впервые
произнес «ма», а все остальное, во что тыкал пальцем, называл «па», хотя Луис
относил это обращение исключительно к себе.
Сейчас же, то ли случайно, то ли стараясь повторить за
мамой, Гейдж произнес целое слово.
Луис подхватил сына на руки, прижал к груди.
Так они оказались в Ладлоу.
2
В памяти Луиса Крида та минута навсегда останется волшебной.
Ибо она и впрямь оказалась волшебной, хотя остаток вечера не сулил ни покоя, ни
волшебства.
Ключи от нового дома предусмотрительный и аккуратный Луис
хранил в маленьком плотном конверте с надписью «Дом в Ладлоу, ключи получены 29
июня». Конверт он положил в перчаточный ящичек машины, рядом с рулем. Он точно
помнил. Но ключей там сейчас не оказалось.
Чертыхаясь и досадуя, Луис принялся искать, а Рейчел, взяв
на руки Гейджа, пошла за Элли к одинокому дереву в поле. В третий раз залезал
Луис под сиденья, шарил на полу — все без толку. Вдруг он услышал, как дочь
вскрикнула и заплакала.