– Мочить предлагаешь? – бросил немногословный второй.
– Мочить... – задумчиво протянул очкастый, словно
пробуя каждую букву на вкус. – Оно бы, конечно, неплохо. Разом снимает все
шероховатости. Нет человека – нет проблемы, как говаривал незабвенный
Виссарионыч. Хорошо ему было, в Кремле-то сидючи... Ты в самом деле думаешь,
что мы втроем сможем их кончить быстро, чисто, без крови на стенах и
собственной блевотины от избытка эмоций? Не имея никакого опыта? А вызывать
мальчиков – не просто чревато. Архичревато. Словом, не хочу я потратить всю
ночь на головоломные шарады и нежданные хлопоты. Я уже как-то свыкся с мыслью,
что завтра к вечеру приземлюсь среди сияющих витрин Европы... В общем, вариант
с мочиловкой не проходит. Мочить придется наспех, трупы прятать наспех, уйму
народу посвящать, импровизации косяком пойдут, как следствие – неизбежные
промахи и недоработочки... Наследим жутко. А я хочу сюда еще вернуться,
чистеньким...
Третий покрутил головой, встал и протянул руку к пистолету:
– Ну тогда давай его развяжем, вернем пушечку, пригласим с
нами в баньке помыться, водочки похлебать, а потом еще и на своей тачке на
вокзал отвезем...
– Не лапай! – прикрикнул очкастый. – Мало ли что
на этом стволе висит...
– Слушайте, я их не убивал... – сказал Мазур.
– Ну и что? – отмахнулся человек в золотых
очках. – Кого это интересует... Твои проблемы.
– Ну тогда давай вместе думать, как нам разойтись, –
сказал Мазур. – Не хотел я тебя подставлять, так вышло... Бери золото. На
манер штрафа.
– И возьму, – спокойно сказал очкастый. – Это само
собой, мейн либер. Только тогда получится, что слишком уж легко ты отделался, а
это непорядок. На этом свете бесплатных пирожных нету... За все платить
приходится. Может, и в самом деле сесть, подумать, как придушить эту сладкую
парочку качественно и быстро? Он же, потрох лагерный, обиду затаит...
– Да я не лагерник, – сказал Мазур. – Так вышло...
– Ну да, – сказал очкастый с легкой скукой. –
Наколки тебе наставили ради шутки, на пьяной вечеринке, и твоей девочке тоже.
Золотишко само в карман прыгнуло, телекинезом ты его приманил, пистолет на
дороге валялся, а документы на сосне висели... И вообще, ты – кандидат
микробиологических наук или философ из Сорбонны... Корешок, ты уж не старайся –
ты ведь импровизировать начнешь на ходу, не будет той завлекательности и
цветистости. Наслушался я вас на своем веку, ты б знал... Такие были романисты!
– Да послушай... – начал Мазур.
– И слушать не буду, – сказал очкастый твердо. –
Что там у тебя? Физик из Дубны, но документы украли... Новый космический
корабль испытывал и над тайгой крушение потерпел... Ревизор от Ельцина,
замаскированным бродишь и кривду выискиваешь по именному повелению... – он
говорил чуть пренебрежительно и устало, чуть ли не тоскливо: – Говорю же тебе –
наслушался столько, что можно третью «Библиотеку приключений» написать. И ни
единому твоему словечеку не поверю. Заранее. Бывают в жизни чудеса и
приключения, но не верю я в них как-то, приземленный насквозь человек, не посетуй... –
Он повернулся к Ольге: – А вы, киса, тоже с фантазией? Или как? Вот кто вы?
– Искусствовед...
– Ох! – вздохнул очкастый, театрально заведя глаза под
лоб. – Ну как дети оба...
– Я вам могу доказать...
– Чем?
– Ну, рассказать про...
– Про все книжки, что прочитали? Так что это доказывает? Что
вы, Катюша, книжки читали, и не обязательно глупые? Что тут удивительного,
объясните вы мне... Я же и не говорил, будто у вас, классических уголовников,
одни темные и нисколечко не эрудированные... Верю, вполне верю. Какие
искусствоведы, это еще семечки... Знал я в Питере одного деятеля, который
фабриковал древнеримские монеты и статуэтки Фаберже. Так у него, Катенька, было
аж два высших образования, на трех языках болтал и бегло читал, даже ради хохмы
наловчился болтать на американском диалекте с южным акцентом. Серьезно, его
однажды за техасца приняли сами же янкесы – вашингтонские, правда... И латынь
знал, как древнеримский грек... Да что там, я и сам, похвастаюсь, примитивный
французский детективчик без словаря прочитать смогу. И диплом где-то валяется.
Вы что же думаете, в маленьких городках люди без мозгов рождаются? Наоборот, из
провинции как раз самые головастые и выходят – нам же надо догнать и
наверстать, не имея преимущества на старте. Что Ломоносову, что Алене
Апиной... – Он повернулся к Мазуру. – Синий, ты про Юлия Цезаря
слышал?
– Доводилось, – сказал Мазур сквозь зубы. Он понимал,
что влип прочно и надежно, но ругать себя было бы пустой тратой времени.
– Умный был человек, за что, подозреваю, и зарезали. Это ж
он сказал: лучше быть первым в деревне, чем последним в Риме. Вот мы и
старались, как могли, пока не заработали окно в Европу умом и горбом... А ты –
ментов мочить. Да ладно, ладно, верю, что не ты, но положения твоего это не меняет,
штраф-то все одно платить придется. Головка, кстати, не болит?
– Нет, – бросил Мазур.
– Вот видишь, почти никаких побочных явлений. Препарат
качественный, не зря деньгу содрали... Золотишко прибери, – повернулся он
к молчаливому. – Не бог весть что, но все ж не опилки...
Молчаливый сунул кисет в карман, потянулся к валявшимся там
же разнокалиберным купюрам, вопросительно глянув на главаря..
– Не мелочись, – поморщился тот. – Во-первых,
крохи, во-вторых, надо же им на что-то отсюда выбираться.
– А если их в городе возьмут?
– Хай берут. Тогда пусть болтают, что угодно. Нас здесь не
было весь последний месяц, не докажут. А все ихние пальчики здесь против них же
и сработают – залезли, когда хозяев не было, дополнительная статья...
– Внешность опишут?
– Ну, так они вчера мимо нашей машины на трассе проходили,
когда мы на обочине пепси дегустировали. Успели рассмотреть. Что они будут
болтать в городе, меня уже не волнует... – Он повернулся к Ольге. –
Что-то мы, знаете, отвлеклись. Начали о вашем светлом будущем, когда вам его
еще заработать надо... Главное неудобство маленьких городков, Катенька, в том,
что мало тут по-настоящему стильных девочек, ужасно трудно организовать
культурный досуг... А несговорчивых насиловать как-то оскорбительно для
имиджа, не шпана, в самом-то деле... Вам мою мысль растолковать или как? –
Он подошел, присел на широкий подлокотник ее кресла. – Нет, глазками-то на
меня сверкать не надо, я еще мысль не закончил. – И заговорил жестче: –
Значит, лялька, торг будет простой. Или-или. Или я вас все же сдаю
рабоче-крестьянской милиции, которая, чует мое сердце, вас долгонько в гостях
задержит, или идешь с нами в баньку и помогаешь скоротать время со всем
старанием. Только я тебе сразу уточняю: ведешь себя красиво, раскованно и
непринужденно, со всем послушанием и готовностью к экспериментам. Естественно
себя ведешь, как будто всех троих сто лет знаешь и во всех со школьной скамьи
влюблена. Никаких принцесс в лапах у пиратов, ясно? Сможешь сыграть такой
спектакль без малейшей фальши – поутру уберетесь отсюда к чертовой матери, на
все четыре стороны. Нет – лучше сразу отказывайся и поедем в ментовку. В
конце-то концов, не убудет тебя, мы ж не садисты, ничего тебе не порвем и
плетками охаживать не будем... Не девочка, от трех нормальных мужиков не помрешь.
Свобода, Катюша – вещь дорогая... Давай, быстренько подумай и взвесь. Не
принцесса, в самом-то деле...