– Что там? – прокричал он, перекрывая рев мотора.
– Фуй в пальто! Говорил тебе, нарвемся, так ты умнее всех!
«Уазик» зоновский!
– С чего ты взял?
– Номер вижу!
Мазур покосился на Ольгу, тоже напряженно уставившуюся в
зеркало со своей стороны. Она все слышала – и кивнула.
– Не ссы, прорвемся! – крикнул Мазур, склонившись к
водителю. – Авось не тормознут!
– Бабка надвое сказала...
– Если что, так и говори – девка голосовала, везешь в
Пижман!
– А ты где будешь – в кармане у нее сидеть?
– Найду место, – сказал Мазур. – Смотри, первая
пуля тебе...
Он сполз с сиденья. Кабина у КРАЗа просторная, и Мазур без
труда устроился на полу лицом к водителю, предусмотрительно вынул пистолет,
дернул Ольгу за штанину. Она склонилась к нему.
– Если завяжется разговор, сразу вылезай, – приказал
он. – И дверь придержи, чтобы я мог выскочить...
– Бля! – взвыл водитель.
Слышно было, как их обходит справа опрометью несущийся УАЗ,
водитель круто свернул влево, чтобы не столкнуться, и почти сразу же стал
тормозить. По его исказившемуся лицу Мазур понял: так и есть, накаркал,
останавливают...
Едва чернявый снял ноги с педалей и перекинул рычаг передач
на нейтралку, Мазур показал ему пальцем: мол, вынь ключи и отдай. Водитель
медлил. Осклабясь, Мазур взвел курок. Тогда только чернявый выдернул ключи,
кинул ему под ноги и остался сидеть за рулем, закаменев лицом.
Затопали приближавшиеся шаги. «Двое», – определил
Мазур. У левой дверцы завопил хриплый, определенно нетрезвый голос:
– Тебе что говорили, бритый колобок? Кого посадил?
Перехватив вопросительный взгляд Мазура, Ольга, низко
опустив руку, показала ему два пальца – точно, двое.
– Начальник, да она пижманская, – как мог мягче и
дипломатичнее ответил чернявый. – У нее мужик на переправе служит...
– Захлопнись, чмо! – шаги вновь зазвучали, перемещаясь
к правой дверце. – Эй, красивая, стекло опусти!
Мазур показал ей пальцем, какую ручку крутить. Снаружи
громко причмокнули в два голоса. Тот, прежний, сбавил немного тон, но спесь
осталась прежняя:
– Куда путь держим, симпатичная?
– В Пижман, – спокойно ответила Ольга.
– За натуру сговорились?
– Да как вам сказать...
– Ай-яй-яй, – пожурил невидимый собеседник. –
Девушка такая симпатичная, вид вполне культурный, а под лагерную рвань
мостишься... Ты ж от него подцепишь вагон мандавошек и пригоршню С П И Д а, они
там привыкли друг у друга в жопе конец мочить... Как ппре... представитель
власти, я такой порнографии допустить не могу. Вылезай, лапа, доедешь до
Пижмана с белыми людьми.
– Да я...
– Вылезай, киса, – приказным тоном распорядился
тот. – Нечего тебе с зэками тереться, коли господа офицеры предлагают свой
кабриолет... Ну?
Мазур кивнул. Ольга приоткрыла дверцу ровно настолько, чтобы
вылезти, а оказавшись на земле, распахнула во всю ширь. Мазур рывком поднял
тело с пола, используя сиденье, как промежуточный трамплин. Стартовать пришлось
из чертовски неудобной позиции, но бывало и похуже...
Он прыгнул ногами вперед, заплел ими шею человека в форме,
свалил по всем правилам, использовав тело противника вместо подушки, смягчившей
удар оземь. Отключил точным ударом, взмыл на ноги, прыгнул ко второму, только и
успевшему, что отступить на шаг и удивленно разинуть рот... Удар. Второй.
Ухватив за ворот и штаны, швырнул под машину, моментально отправил туда же и
второго. Оба скорчились под бензобаком, словно эмбрионы. Мазур оглянулся.
Метрах в десяти стоит темно-зеленый УАЗ-469, две передних дверцы распахнуты, и
внутри никого больше нет. Машина старенькая, покрыта многочисленными вмятинами.
– Господа офицеры... – хмыкнул Мазур, покосившись на
бесчувственных вертухаев.
Один из них был в чине старшего прапорщика, второй – та же
курица, которая не птица, сиречь обычный прапорщик. Оба, с первого взгляда
видно, изрядно поддавшие, небритые, в мятых кителях. Зато кобуры на поясе у
обоих.
– Ваши? – спросил Мазур, заглянув в кабину.
– Наши. Абверовцы сраные, – отрешенно, с
сомнамбулическим видом ответил водитель и закачался взад-вперед, выдыхая: – Ну
ты мудак... ну ты подставил...
– Вали на меня, – сказал Мазур. – Вытерплю.
– На тебя, сука... у меня ж с ними счеты, притопят и
разбираться никто не будет... что хотят, то и напишут... ну ты мне
попадешься...
Видя, что время для светской беседы насквозь неподходящее –
да и время поджимало, – Мазур вытянул из кабины сумку, кинул ключи
водителю. В последний раз оглянулся на вырубленных – порядок, полная гарантия
каталепсии еще на четверть часика – и подтолкнул Ольгу к стоявшему с работающим
мотором УАЗу. На ходу предупредил:
– Хорошенько запоминай, где оставишь пальчики, потом
протереть придется...
«Теперь уж точно объявят розыск, – подумал он, садясь
за руль. – Но выбора нет никакого, так что придется перетерпеть...»
Рванул разболтанную, побрякивавшую всеми сочленениями
машину, ухмыльнувшись некстати вынырнувшим воспоминаниям: кто-то и считает
истории, когда прапорщиков принимали попервости за генерал-лейтенантов,
армейскими байками, но в старые времена, когда только что ввели этих самых
прапорщиков, иные дневальные – в основном из независимых ныне урюковых
республик – и вправду ухитрились наделать немалого переполоху, кое-где в
архивах особых отделов можно наткнуться на рапорты о достоверных курьезах. Это
мичмана не перепутает с адмиралом даже салага-первогодок, потому что звезды
разные, а у сухопутчиков звезды очень даже похожи...
Он выжимал из таратайки все, на что она была способна,
холодно и отстраненно просчитывая ближайшее будущее, – через четверть
часика очухаются, чернявый удрать не посмеет, будет доказывать свою полную
благонадежность, «беспросветники» на его машине и рванут в Пижман, пылая жаждой
мести... Значит, нужно либо опередить, либо затаиться. Интересно, наврал водила
насчет дач?
Не наврал. Минут через сорок слева обнаружилась накатанная
колея, уходящая в чащобу, – и поворот был отмечен новеньким, на
обстоятельно вкопанной железной трубе «кирпичом». Так и есть – пригородные дачи
для белого здешнего люда. А денек, между прочим, будний, середина недели...
Мазур промчал мимо – следовало сначала удостовериться насчет
поста.
– Криминализируемся на глазах... – вздохнула Ольга.
– Ничего, – блеснул он зубами. – Не отдавать же
тебя дубакам?
Дорога упиралась в неширокую асфальтированную магистраль.
Помня объяснения чернявого, Мазур свернул влево. Асфальт был хреновенький,
положенный при царе Горохе, хватало выбоин и глубоких трещин, но по здешним
меркам дорога такая была роскошью изрядной. По сторонам точно так же теснились
высокие сосны, кроме обветшалого асфальта, никаких признаков городской
цивилизации. Дорога напоминала синусоиду – то взлетала на высокие округлые
сопки, то шла под уклон. Движение понемногу становилось оживленным – попадались
попутные и встречные легковушки, мотоциклисты, прошел даже старенький автобусик
с табличкой «Пижман – Приозерская».