– Да не жалуюсь.
– И что, лучше всех на свете?
– Чтоб лучший найти, девке порыскать приходится...
– О, а вот это уже лучше – люблю понимающих... Ходку
отмотала, Катерина, или так, по глупости?
– А ты что, прокурор?
– Я-то? Да наоборот... У меня, понимаешь, инструктаж – ни за
что посторонних не подсаживать. Вот ежели б ты была не посторонняя...
– А что мешает?
– Значит, договорились?
– Ага, – Ольга повернулась к сумке.
Чернявый ее придержал за локоть:
– Катерина, времена нынче рыночные...
– Ну и?
– Все через предоплату.
– А не прокинешь потом, рыночник? – тоном натуральной
шлюхи спросила Ольга.
– Да зачем, Кат-тя? Дорога дальняя, еще пару раз остановимся
полюбоваться природою... Посмотреть, что умеешь.
– В кабине или как?
– Или как, – чуть подумав, сказал шофер. – Чуток
отойдем, подстелим твой куртячок... Бери и пошли.
И уверенно погладил ее по заднице, когда наклонялась за
курткой. Ольга абсолютно спокойно это перенесла и первой, помахивая курткой, с
загадочной улыбкой направилась мимо того дерева, за которым прятался Мазур.
Шофер живо ломанул следом, нацелился обхватить ее повыше талии – и оказался
лицом к лицу с недобро ухмылявшимся Мазуром, подкидывавшим на ладони пистолет.
Реакция у чернявого оказалась отменная – в глазах еще гасло
ошеломление, а рука рванулась к карману. Науку следовало преподать с самого
начала – и Мазур, дав ему время выхватить нож, нажать кнопку, сбил первым же
ударом. Вырвал перышко, не глядя, забросил в тайгу, добавил ребром ладони.
Отступил на пару шагов, дожидаясь, когда пленный очухается, глянул на Ольгу и
покачал головой:
– Откуда такая непринужденность, Кат-тя?
– С кем поведешься... – невинно вздохнула любимая жена.
Мазур глянул через ее плечо, чуть отодвинул в сторону и
распорядился:
– Вставай, орел. Очухался, вижу...
Чернявый, упираясь кулаками в землю, тяжело поднялся,
помотал головой, выдохнул:
– С-сучары...
– Давай без лирики, – сказал Мазур. –
Расконвоированный?
– Ну.
– Что ты там чирикал насчет инструктажа? Девочку ставил в
безвыходное положение или правда?
– Правда. Абверовцы неделю на ушах стоят
[15]
.
Каждое утро на уши капают – никого не подбирать, не подсаживать...
– Конкретные приметы дают?
– Нет. Спросишь у Мюллера, много он тебе ответит...
– Что, и промеж себя разговоров нет?
– А чем меньше знаешь, тем дольше живешь. Ну что тебе
надо-то? Говори, и разбегаемся.
– В Пижмане часто бываешь?
– А куда ж я стволы вожу, по-твоему?
Мазур огляделся, высмотрев местечко, где желтел песок,
подтолкнул туда пленного и вручил ему сломанный сучок. Минут пятнадцать слушал,
заставив начертить более-менее точный план, – и вскоре кое-какое
представление о Пижмане получил, настолько, чтобы не тыкаться слепым котенком и
не расспрашивать о дороге к вокзалу, двигаясь в противоположную сторону. Потом
грамотно, умело задавал вопросы о необходимых деталях. Шофер отвечал охотно,
юно надеясь, что после допроса от него, чем черт не шутит, и отвяжутся. Только
под конец он не выдержал, уколол Мазура красноречивым взглядом, в котором без
перевода читался вопрос: «Интересно, друг ситный, откуда ж ты взялся, если
идешь с севера в Пижман, ни черта о нем не зная?!» Ухмыльнувшись, Мазур ответил
вслух:
– Шпионы мы, шпионы. По ошибке на Таймыре сбросили, вот и
плетемся...
– Пой, ласточка... – фыркнул чернявый, но ни единого
вопроса не задал, руководствуясь все той же нехитрой лагерной мудростью.
– Попели, будет, – сказал Мазур. – Пошли.
– Куда?
– В машину, куда ж еще. Придется тебе все-таки нас докинуть
до Пижмана...
– Да в душу твою мать! – взвыл чернявый, с полуоборота
заведясь на истерику, натурально всплеснул руками, перекосился лицом. – Я
ж тебе косяка не загоняю – вышли менты на облаву, вышли! Под Пижманом их дюжина
с овчаркой от рассвета до заката торчит, десять раз на дню мимо езжу, и всякий
раз в кабину морду суют! Мне семь месяцев осталось до чистой, сгорю с тобой,
как целлофан на пожаре!
– Не скули, – сказал Мазур. – Раньше выйдем. Там,
где дачи, если ты про них не соврал, и там в самом деле можно лесочком в город
пройти...
– А если по дороге прихватят? Попрется какой-нибудь сапог в
Пижман за водкой, заметит в кабине чужих...
– Что делать? – пожал плечами Мазур. – На Бога
полагаться, только лишь.
– Слушай...
– Хватит, – коротко, недобро бросил Мазур. –
Полепетали, не в Госдуме. Если уж ты мне попался, значит, такое твое невезение.
Или везешь без скулежа и дерганья, или сам за руль сяду, а тебя устрою вон в
тех кустиках, там и закоченеешь через часок... Ну? Прения будут? – и
уперся в него взглядом.
– Йэх, ну блядь, фортуна... – чернявый ударил себя по
голове кулаками.
– Шнель, – приказал Мазур, подтолкнув его пистолетом.
Чернявый, временами постанывая сквозь стиснутые зубы, уселся
за руль. Мазур примостился с ним рядом, Ольга устроилась у дверцы.
– Смотри, – предупредил он чернявого. – Начнешь
руки распускать – тут тебе и звиздец. Все равно первым успею вмазать... Может,
тебе денег дать?
– В жопу засунь, – огрызнулся чернявый.
– Тебе?
– Себе.
– Ладно, краснобай, давай потихонечку трогай и песню в пути
не забудь...
КРАЗ взревел мотором. Мазур краешком глаза поглядывал на
дорогу, сосредоточив все внимание на водителе. Тот время от времени косился
люто, с нескрываемой ненавистью, но дергаться и не пытался. Пониже локтя у него
Мазур заметил такую же наколку, какой его самого наградили на заимке, –
череп в заштрихованном прямоугольнике. Так и подмывало спросить, что она,
собственно, означает, но промолчал. А то окончательно распсихуется от новых
непонятностей, ямщик хренов...
Навстречу за полчаса попались только два пустых лесовоза и
мотоцикл с коляской, на котором каким-то чудом умещались восемь поддавших
мужичков. Потом чернявый вдруг начал все чаще поглядывать в боковое зеркало, и
Мазур подобрался на случай подвоха – было у водилы время обдумать...