Валентина Сергеевича выписали после небольшого улучшения. Он
встал с постели, мог одеваться, есть и еще делать разные вещи, но, по-моему, до
самого конца жизни так и не понял, кто я такая и что делаю в его квартире. А
вот Горация он несомненно узнал. И все оглядывался растерянно и бродил по трем
комнатам, как будто они пустые. Когда до меня дошло, что он ищет маму, то слезы
хлынули из глаз ручьем, а я никогда не плачу, это знают все мои знакомые. Я
пыталась объяснить Валентину Сергеевичу, что же случилось, но он не понимал. А
потом привык, что в квартире с ним только я и ротвейлер. Понемногу старик окреп
и даже выходил на балкон с Горацием. Но в основном сидел в кресле, бездумно
уставившись перед собой невидящими глазами, а Гораций лежал рядом и дремал. Так
мы прожили четыре месяца и, скажу честно, старик не доставлял мне особых
хлопот. Навещал его только один человек, старый приятель, тоже профессор, Юрий
Ермолаевич.
– Пропала голова, – бормотал он, – вы себе не
представляете, какая у него была голова, ах ты, Господи!
По поводу аварии звонила мне следователь с грозной такой
фамилией, Громобоева, что ли. Интересовалась, не пришел ли потерпевший в себя.
Я ответила, что у потерпевшего плохо с памятью, то есть он не только ничего не
помнит, но и не говорит. А когда я, в свою очередь поинтересовалась, почему
аварией занимаются следственные органы, ведь в ГАИ считают, что виноват
Валентин Сергеевич, он не справился с управлением на перекрестке, следователь
хмыкнула и пробормотала, что ГАИ, возможно, ошибается, потому что машина,
столкнувшаяся с «Жигулями» потерпевшего, оказалась угнанной, водитель с места
происшествия скрылся, но хозяин машины представил правдивые доказательства, что
ее у него угнали за сутки до этого. Машину нашли через два дня брошенной на
стоянке, следов никаких не осталось. Откровенно говоря, расспрашивала
даму-следователя я просто так, для разговора. Мне не было дела до того, как
случилась авария, ведь Валентину Сергеевичу это никак не помогло бы.
По прошествии четырех месяцев Валентин Сергеевич умер от
кровоизлияния в мозг.
«Последствия аварии», – сказали врачи.
Олег очень помогал мне с похоронами. И хотя за это время он
успел не то чтобы жениться, но кого-то себе завести, все равно считал своим
долгом меня опекать.
После похорон начались неприятности с Горацием. Не понимаю
каким образом, но, когда Валентин Сергеевич лежал в больнице, пес знал, что
хозяин вернется, и воспринимал мое присутствие снисходительно. Но после смерти
Валентина Сергеевича, хоть я и врала Горацию безбожно, что хозяин жив, только
подлечится и вернется, ротвейлер все понял и возненавидел меня ужасно.
«Его нет, а ты здесь, – говорил его взгляд. –
Лучше бы тебя не было».
Нервы мои после всего пережитого были не в порядке, я не
смогла найти правильную манеру поведения с собакой. Мы ссорились, и однажды
Гораций меня покусал. Здорово, до крови.
Олег вышел из себя и сказал, что эта последняя капля.
– Так больше продолжаться не может! – кричал он,
забинтовывая мне руку. – Это опасно, наконец.
– И что ты предлагаешь? – устало спросила я.
– Его надо усыпить!
– Да? Вот так просто взять и усыпить абсолютно здоровую
собаку! Только потому, что он мне мешает. И как ты это себе представляешь? Я
сейчас возьму Горация и повезу его в клинику? Или, возможно, это сделаешь ты?
– Я не могу, – угрюмо произнес Олег, – мне
жалко. И вообще, можно вызвать сюда. Есть такая служба, приедут и заберут.
– Угу. И кто будет звонить? И кто заведет его в фургон?
Ты не можешь, а я, значит, могу? А ты подумал, каково мне потом будет жить в
этой квартире, если единственную просьбу Валентина Сергеевича я не выполню?
Значит, квартиру и дачу я беру, а собаку – на помойку?
– Но ведь он загрызет тебя до смерти!
– Да ладно тебе, не пугай.
Когда Олег ушел, я нашла Горация возле пустого кресла его
хозяина. Он смотрел виновато.
– Ага, значит, совесть заела? Это кто сделал? – Я
показала забинтованную руку.
Гораций тяжело вздохнул и отвернулся.
Когда я немного разобралась с делами, то отправилась в
Сбербанк и с изумлением узнала, что у Валентина Сергеевича оказывается лежит
там куча денег. То есть это по моим масштабам. Разумеется, на эти деньги нельзя
было бы прожигать жизнь где-нибудь на Гавайях, но их вполне хватит, чтобы не
работать целый год, да еще и на черный день останется. Года мне много, а вот
несколько месяцев спокойной жизни очень даже нужны. Потому что вместо того,
чтобы портить глаза за компьютером, переводя малограмотные детективы и рекламу
косметики или вдалбливать в тупые школьные головы неправильные глаголы, я смогу
заняться по-настоящему интересным делом. Имея столько свободного времени, я
наконец закончу перевод своего любимого Бельмона.
Аристид де Бельмон, «Утраченная добродетель».
Самый потрясающий любовный роман, который мне довелось читать
в своей жизни. И хоть автор его жил в семнадцатом веке, куда до него всяким
современным дамам! К тому же еще красочное описание характеров, увлекательная
интрига, богатый и образный язык! Я просто обязана донести все это до
российского читателя.
В свое время в одном крупном издательстве мою идею перевести
роман одобрили, но предварительный договор заключать отказались и аванса,
разумеется, не дали. Но сказали, что роман обязательно возьмут при условии, что
будет хороший перевод. Раньше у меня не было времени, а уж теперь-то я
позабочусь, чтобы перевод был отличный. Решено, отменяю все уроки, не беру
больше мелких переводов, буду работать над Бельмоном и гулять с Горацием,
заодно и отношения наладим.
Оказалось, однако, что судьба решила подкорректировать мои
планы, потому что работа над Бельмоном продвигалась медленнее, чем мне бы
хотелось. Во-первых, Гораций требовал ежедневно не менее двух сорокаминутных
прогулок и полноценного собачьего питания, во-вторых, меня одолели мужья, а
в-третьих, ко мне повадилась Луиза Семеновна, а это бедствие было похлеще
мужей.
Мужей у меня трое: Артем, Олег и Евгений. Нет, если в
хронологическом порядке, то Артем, Евгений и Олег. И хоть внешне, да и по
характеру они все очень разные, но есть у них одно общее качество: они все
начинают хорошо ко мне относиться только после развода. Они так обо мне
заботятся, что язык не поворачивается назвать их бывшими. Такое вот бразильское
кино «Донна Флор и три ее мужа». Донна Флор – это я.
За Артема я выскочила на первом курсе университета, потому
что мать, как я уже говорила, была занята своей личной жизнью и не смогла меня
вовремя отговорить. Да она бы и не сумела, потому что я втрескалась в Артема,
как ненормальная кошка. Откровенно говоря, было во что. Сероглазый блондин под
метр девяносто, и от всей его личности исходила такая наглая сила, что устоять
было невозможно. С очаровательной и непринужденной грубостью он привык брать
все, что ему в данный момент хотелось, даже не брать, а просто протягивать
руку, и ему это вкладывали. Но делал он все невероятно обаятельно. Поэтому
девчонки, да и женщины постарше бегали за ним пачками. Он выбрал меня из-за
жилплощади. Он так прямо и говорил, а я думала, что он шутит. После свадьбы
оказалось, что он просто отложил других дам на время, достаточно короткое.
Из-за него я перессорилась со всеми подругами, и до сих пор их у меня нет. Тем
не менее мы прожили пять лет и расстались, когда у меня окончательно лопнуло
терпение. После меня у Артема было две жены, они выдержали еще меньше. И
наконец он женился на толстой добродушной художнице старше его на семь лет. Ей
наплевать на его романы, причем не напоказ, а на самом деле она относится к его
девицам совершенно спокойно. И странное дело, как только Артем понял, что она
не притворяется, у него, что называется, пропал кураж и он почти угомонился.
Девицы же, введенные в заблуждение приветливым голосом Артемовой жены по
телефону, принимают ее за его мамашу, и сразу же дают задний ход, потому что
считают, что Артем живет по принципу «жен много, а мама одна», и связываться
никто не хочет.