В середине дня опять позвонила Неонила и радостным голосом
сообщила, что все в порядке, она выдернула Артема от Витьки, он уже дома и
садится за статью. Но все дело в том, что когда Артем работает, он становится
необыкновенно противным, все время требует, чтобы ему приносили то кофе, то
крепкий чай с лимоном, то бутерброд с ветчиной, то вообще пирожок с грибами.
– Ну ты его и распустила! – возмутилась я.
– Ага! – она согласилась. – Но делать нечего,
теперь его обратно в оглобли не ввести, так что я просто ухожу из дома, он не
отвлекается на пирожки и спокойно работает.
Дальше она пригласила меня прогуляться. Я подавила в
зародыше мысль, что приглашает она меня по наущению Артема и согласилась,
только просила зайти со мной в тот бутик на Вознесенском.
– Ты что, собираешься покупать то пальто? –
встревожилась Неонила. – Такие деньги!
– Да знаешь, запало оно мне в душу – тянула я, думая со
страхом, что если пальто все еще висит там, то я буду иметь бледный вид, не
покупать же его в самом деле!
– Ладно, идем, я тебя отговорю! – пообещала
Неонила.
Представляете, какое я почувствовала облегчение, когда
узнала, что пальто нет. Его купили дней шесть назад. Такая шикарная дама,
сказала Неонилина племянница, брюнетка, пальто на ней сидело отлично, –
тут она покосилась на меня не без некоторого злорадства. И машина под стать
хозяйке – бежевый «крайслер». На прощание я выяснила, что воротник у пальто с
изнанки был, и верно, черный.
Неонила решила, что я расстраиваюсь из-за пальто и всячески
меня утешала:
– Целее деньги будут!
Но меня волновало совершенно другое. Если сделать допущение,
что дама-соседка – совершенно другая женщина, то, отставив пока в сторону
вопрос, для чего все это нужно, подумаем, чем это грозит лично мне. Допустим,
теперь они уже знают, что устранили не ту свидетельницу. А возможно, убийца
понял свою ошибку еще вчера, сразу после убийства, и именно поэтому они
прислали ко мне с утра пораньше телефонного мастера Еремеева? И я, идиотка,
сама впустила его в квартиру. И он собирался меня убить. Я поежилась, как от
холода, Неонила даже забеспокоилась и спросила, как я себя чувствую. Пришлось
взять себя в руки и распрощаться ней по-хорошему. Я продолжила свои грустные
размышления в метро.
Этак они меня в покое не оставят. Может, все же поделиться с
Олегом? Но уж очень я была сердита на них на всех за то, что опекают и держат
за чокнутую. Ладно, попробую выкрутиться сама. Выходить из дома только с
Еорацием, гулять при дневном свете и на открытых местах. Открывать только
знакомым, никаких телефонных мастеров и техников из жилконторы. Если закрыться
на все замки, то так просто в квартиру не попадешь – нужны специальные
инструменты. Замки и двери у Валентина Сергеевича – будь здоров, обстоятельный
был человек. Внезапно я остро позавидовала своей матери, что она прожила
двадцать лет с человеком, который смело брал на себя любые трудности,
встречавшиеся в наше сумасшедшее время.
Что это со мной? Помню, Олег, когда мы ссорились, говорил,
что мне никто не нужен, что я прекрасно могу жить одна и в глубине души только
об этом и мечтаю. И действительно, одной мне никогда не бывает скучно. И с
мужьями я каждый раз расставалась довольно безболезненно, поэтому мы и
сохраняем дружеские отношения после развода. Однако теперь они все почему-то
решили, что одиночество действует на меня губительно.
На этот раз у лифта я столкнулась с тем надменным белобрысым
типом, которого вымазал Гораций. Плащ был тот же самый, но безукоризненно
чистый, видно, успел уже в чистку сдать, за срочность, небось, заплатил! Я не
сказала ему ни слова, он тоже посмотрел равнодушно, видно, не узнал меня в
приличном виде.
– Четвертый, – коротко сказала я, когда мы вошли в
лифт.
Тип молчал и даже не делал попытки нажать кнопку.
– Четвертый! – громко повторила я и, видя, что он
не тронулся с места, рванулась к панели с кнопками. – Вы что, ехать не
собираетесь? Зачем же тогда в лифт садиться?
– А? – Он очнулся, тряхнул головой и уставился на
меня в полнейшей растерянности.
– Что вы сказали?
– Ничего, все в порядке, – успокоила я его.
Мне стало неудобно. Ну, задумался человек, а я сразу рычу.
Подумаешь, задержался в лифте ненадолго. Он потер виски и отвернулся. Тут мы
приехали на четвертый этаж. Я вышла и направилась к своей квартире, но,
доставая ключи, заметила, что сосед с шестого и не думает закрывать лифт. Он
смотрел на меня с интересом.
– Простите, вы – родственница Валентина Сергеевича?
– В некотором роде, – неохотно подтвердила я.
Все понятно, он из тех мужчин, которые разговаривают вежливо
только с интересными женщинами, а всяких замухрышек в старом мамином плащике
откровенно презирают, просто в упор их не видят. Небось, когда на машине ездит,
окатывает бедных старушек грязью из лужи, сволочь!
– Как поживает Гораций? – продолжал белобрысый.
– Вы же видите, прекрасно, – я кивнула на дверь,
за которой раздавался басовитый лай – этот лежебока все же решил отреагировать
на поворот ключа и голоса.
– Привет ему от меня.
– Так вы знакомы? – удивилась я.
– Немножко. Мы общались с вашим… с Валентином
Сергеевичем до того, как… случилось несчастье.
Чудно! Сначала четыре месяца больной человек чахнет в
четырех стенах в обществе угрюмой собаки, а после его смерти начинается
форменное паломничество, все вдруг уверяют, что дружили с Валентином Сергеичем
и страшно его любили. Если провести параллель с Луизой, которая ходила, чтобы
пошарить по квартире в поисках материалов, то что надо от меня этому
белобрысому и явно не бедному типу?
Очевидно, такие нелестные мысли отразились у меня на лице,
потому что сосед пробормотал не то «простите», не то «всего наилучшего» и уехал
наконец на свой шестой этаж.
Гораций встретил меня ласково, я даже удивилась. Возможно,
он просто хотел есть. Когда вечером мы возвращались с прогулки, у подъезда
стоял молодой человек и под присмотром Раисы Кузьминичны устанавливал домофон.
Раиса рассказала, что последнюю квартиру в подъезде расселили, теперь живут
люди приличные, и что домофон – мера временная, потом переделают двери и
посадят либо вахтершу, либо настоящего охранника, как жильцы договорятся. Я
сказала, что заранее согласна на охранника, сколько бы это ни стоило.
Вот и еще один день прошел, а я и не прикоснулась к
Бельмону, – с грустью констатировала я за ужином. Если так дальше пойдет,
то я и за год его не закончу. Еще, чего доброго, меня опередит какой-нибудь
ушлый тип, переведет роман кое-как, и люди его не оценят. Хорошо бы сесть
сейчас за перевод, но по ночам я работать не могу, так уж устроен мой организм.
Вечер я провела у телевизора, попивая чаек с сахаром вприкуску. И даже фильм понравился,
что-то террористическое в пустыне и джунглях.