Глядя на сгорбленные тени, она вдруг истошно завопила. Вопль
разрастался, разбухая у нее в голове до градуса полного безумия. Хихиканье,
словно смех демонов, последовало за ней во тьму.
Конечно, она не могла рассказать им правду.
Мисс Сидли поняла это сразу, как только открыла глаза и
увидела встревоженные лица мистера Ханнинга и миссис Кроссен. Миссис Кроссен
совала ей под нос нюхательную соль из аптечки. Ханнинг обернулся и отправил
домой двух маленьких девочек, которые с любопытством рассматривали мисс Сидли.
Они обе улыбнулись с видом «ага, а мы знаем секрет» и вышли.
Очень хорошо, она сохранит их секрет. На какое-то время. Она
не даст повода считать, что сошла с ума или что у нее преждевременные признаки
старческого маразма. Она будет играть в их игру. Пока не разоблачить их
зловредность и не вырвет ее с корнем.
– Наверное, я поскользнулась, – спокойно произнесла она,
усаживаясь и не обращая внимания на дьявольскую боль в спине. – В одном месте
было мокро.
– Это ужасно, – сказал Ханнинг. – Просто страшно. Как вы…
– Ваша спина не пострадала, Эмили? – прервала его миссис
Кроссен. Ханнинг с благодарностью взглянул на нее.
– Нет, – ответила мисс Сидли. – На самом деле падение
произвело маленькое ортопедическое чудо. Моей спине уже много лет не было так
хорошо.
– Можно вызвать врача, – предложил Ханнинг.
– Не нужно, – холодно улыбнулась она.
– Я вызову такси.
– Не стоит беспокоиться, – произнесла мисс Сидли,
направляясь к двери туалета и открывая ее. – Я всегда езжу автобусом.
Ханнинг вздохнул и посмотрел на миссис Кроссен. Миссис
Кроссен молча закатила глаза.
На следующий день мисс Сидли оставила Роберта после уроков.
Он не сделал ничего, заслуживающего наказания, поэтому она просто прибегла к
ложному обвинению. Угрызений совести она не испытывала: он ведь чудовище, а не
маленький мальчик. Она обязана заставить его сознаться в этом.
Спина у нее была в плачевном состоянии. Она поняла, что
Роберт знает и ожидает, что это ему поможет. Не выйдет! Это еще одно ее
маленькое преимущество. Спина у нее болит постоянно уже двенадцать лет, и уже
много раз она испытывала подобное – ну, п о ч т и подобное.
Она закрыла дверь, чтобы исключить свидетелей.
Некоторое время она стояла неподвижно, пристально глядя на
Роберта. Она ждала, когда он опустил глаза. Не дождалась. Он посмотрел на нее,
и вдруг легкая улыбка заиграла в уголках его рта.
– Почему ты улыбаешься, Роберт? – мягко спросила она.
– Не знаю, – ответил Роберт, продолжая улыбаться.
– Скажи мне, пожалуйста. роберт ничего не сказал. И
по-прежнему улыбался. Шум от детских игр во дворе доходил словно издалека,
глухо. Реальным осталось только гипнотизирующее тиканье стенных часов.
– Нас немало, – вдруг вымолвил Роберт таким тоном, будто
сообщал о погоде.
Настала очередь мисс Сидли замолчать.
– Только в этой школе одиннадцать.
«Всюду зло, – подумлала она, пораженная до глубины души. –
Страшное, немыслимое зло».
– Маленькие мальчики, которые выдумывают всякие истории,
попадают в ад, – четко произнесла она. – Я знаю, что многие родители теперь не
сообщают своим… своим потомкам… об этом обстоятельстве, но уверяю тебя, это
вполне достоверный факт, Роберт. Маленькие мальчики, которые выдумывают всякие
истории, попадают в ад. Маленькие девочки, кстати, тоже.
Улыбка у Роберта стала еще шире; она сделалась коварной:
– Хотите посмотреть, как я изменяюсь, мисс Сидли? Показать
вам интересное представление?
У мисс Сидли закололо в спине.
– Уходи, – сухо сказала она. – И приведи завтра в школу маму
или папу. Мы обсудим этот вопрос. – Так. Снова на твердую почву. Она ждала, что
это лицо искривится, ожидая слез.
Вместо этого улыбка Роберта еще растянулась, – так, что
показались зубы.
– Это будет вроде «покажи-расскажи», да, мисс Сидли? Роберт
– т о т Роберт – любил играть в «покажи-расскажи». Он еще прячется где-то у
меня в голове. – Улыбка скрылась в уголках его рта, словно обугливающаяся
бумага. – Иногда он начинает носиться – прямо зудит. Просит выпустить его
наружу. – Уходи, – оцепенело произнесла мисс Сидли. Тиканье часов громом
отдавалось в ушах.
Роберт изменился.
Лицо его вдруг расплылось в разные стороны, будто плавящийся
воск, глаза сделались плоскими и растекись, как яичные желтки, когда их
отделяют от белков, нос расширился и сплющился, рот исчез. Голова удлинилась, а
вместо волос появились скрученные, спутанные веревки.
Роберт начал хихикать.
Какой-то пещерный звук донесся из того, что было носом, но
сам нос провалился в нижнюю половину лица, ноздри сошлись и слились в черную
яму, образуя нечто вроде громадного орущего рта.
Роберт встал, продолжая хихикать, и за всем этим она еще
могла рассмотреть последние жалкие остатки другого Роберта, настоящего
маленького мальчика, которого поглотило это жуткое чудовище, мальчика, который
в ужасе повил, умоляя, чтобы его выпустили.
Она убежала.
Она с криком мчалась по коридору, и немногие задержавшиеся
школьники недоуменно оглядывались. Ханнинг распахнул свою дверь и выглянул как
раз в тот момент, когда она вылетела через широкую стеклянную входную дверь
-дикое, размахивающее руками пугало на фоне яркого сентябрьского неба.
Он побеждал вслед за ней, тряся кадыком:
– Мисс Сидли! Мисс Сидли!
Роберт вышел из класса и с любопытством наблюдал за всем
этим.
Мисс Сидли ничего не видела и не слышала. Она промчалась по
ступенькам через тротуар на проезжую часть, опережая свой собственный крик.
Раздался отчаянный сигнал и громада автобуса надвинулась на нее; лицо водителя
от страха превратилось в белую маску. Пневматические тормоза взвыли и зашипели,
как разъяренные драконы.
Мисс Сидли упала, и огромные колеса, дымясь, замерли в
двадцати сантиметрах от ее хрупкого, затянутого в корсет тела. Она лежала,
содрогаясь, на асфальте, слыша, как вокруг собирается толпа.
Обернувшись, она увидела, как дети рассматривают ее. Они
образовали тесные кружок, будто гробовщики вокруг открытой могилы. А у края
могилы стоял Роберт, маленький трезвый служака, готовый бросить первый ком
земли ей на лицо.