– Хоть сто девушек, – фыркнула Лариса. –
Прошло слишком много времени…
– Конечно… – кротко согласился Илюшин, и что-то в
его голосе заставило ее замолчать. – Много. Правда, это не помешало бы
подать Соне в суд. А если бы еще и всплыла история с давним убийством, то о ней
обязательно начали бы говорить! Вокруг вашего дома, как акула, кружил господин
Парамонов, и он бы ни за что не упустил такой шанс. С него сталось бы найти и
других потенциальных наследников и убедить их затеять тяжбу – каждого за свой
кусочек дома. Вы знаете, как ваша мать заполучила его в собственность? Знаете,
конечно! И суд, при поддержке Парамонова, вполне мог бы решить, что ничего не
должно препятствовать восстановлению справедливости. Все мы знаем, какие
удивительные решения выносят порой российские суды… Эльвира Леоновна лишилась
бы источника средств к существованию, а каждый из вас – надежд на собственное
жилье в будущем, и в конце концов вам ничего больше не осталось бы, как продать
дом – точнее, то, что осталось бы в вашей собственности к тому моменту. Так что
для вас все сошлось крайне неудачно…
Илюшин сделал паузу, но ему никто не возражал. Он потер нос,
а затем почти обыденно добавил:
– Но и это не все. Я рассказал вам только середину
истории, а есть еще окончание – я имею в виду историю Татьяны Любашиной. И это
самая странная часть истории. Она почти закончилась сегодня, когда утром вы
все, кроме Эли, разыграли передо мной отличную сценку: «Мать разоблачает своих
детей с помощью заезжего отдыхающего». Разыграно было на славу, потому что я
вам даже поверил.
Илюшин хлопнул в ладоши, будто аплодируя, и Эльвира Леоновна
вздрогнула.
– Да, черт возьми! Поверил! Такая отличная
правдоподобная версия нашла свое подтверждение, что мне даже не пришло в голову
подумать над тем, с каким тщанием вы сперва подсовывали мне доказательства
существования вашего призрака, а затем с такой же скрупулезностью делали все,
чтобы я вас разоблачил.
– Зачем… – начал Леонид, но Макар перебил его:
– Затем, что вы сажали мертвый лес. И я, как и прочие,
должен был увидеть много мертвых деревьев, но не должен был увидеть тот
единственный мертвый лист, который вы пытались скрыть.
– Нет никакого мертвого листа!
– Есть. Он есть, и вы все об этом знаете.
Эля отняла руки от лица и посмотрела на Илюшина.
– Соня Любашина возникла в вашей жизни около восьми
месяцев назад, – со странной интонацией сказал Макар, и глаза его
заблестели. – А привидение, о котором Эльвире Леоновне регулярно сообщали
постояльцы, появилось на пару месяцев позже. Я прав?
Никто не ответил. Эльвира Леоновна смотрела в пространство
перед собой, и веко правого глаза у нее подергивалось.
– Итак, постояльцы селятся в гостинице, и кто-то из них
видит нечто невероятное… Предположим, отражение давно умершей женщины в
зеркале. Этот «кто-то» непременно рассказал бы о странном и пугающем
происшествии в санатории, по городу пошли бы разговоры, следом всплыла бы
история умершей Татьяны Любашиной – а тут и старик Афанасьев со своим
разоблачением… Что же можно сделать, чтобы не было никаких разговоров на такую
тему, как смерть молодой женщины? Молчите? Я вам скажу. Можно дождаться
человека, не в меру любопытного, который, приехав, решил бы разобраться в этом
деле, а затем убедить его, что все происходящее – лишь выдумка детей хозяйки гостиницы,
намеревающихся вынудить свою матушку продать дом. Для этого можно сначала
заинтриговать его, а затем провести, как щенка за колбасой, подвешенной на
ниточку, нужным путем. Я и есть тот щенок.
Макар усмехнулся.
– Когда я влез в это дело достаточно глубоко, вы
аккуратно выложили ответы. Магнитофон, белое платье – я должен был найти их
сам, а если бы мне не пришло в голову стащить ключи, чтобы обыскать комнату
Леонида, вы бы оставили приоткрытой дверь, дабы облегчить мне путь. Чтобы
окончательно расставить точки над «i», Эдуард привел меня посмотреть на его
встречу с Парамоновым, а заодно подготовил себе отличное алиби на время
убийства Ксении Пестовой. Посмотрев на них, я убедился, что Эдик договаривается
с предпринимателем, хотя в действительности они могли беседовать о чем угодно –
разговора-то я не слышал! Скрип ступенек, гаснущий свет, брошенное платье,
плач, привидение – и все это только затем, чтобы замаскировать то единственное,
что не поддавалось объяснению. Остальные постояльцы, конечно, понимали, что
«привидение» – розыгрыш. Разве что старенькая Лепицкая всерьез поверила в вашу
обманку с фигурой в белом и ее эффектным исчезновением с чердака. Но ведь вам
требовалось разоблачение, о котором говорил бы весь город, чтобы после этого в
шумихе утонула правда.
– Какая… правда? – спросила Эля.
– Правда о том, что привидение и в самом деле
появлялось в вашем доме, – просто ответил Макар.
– Вы бредите! – рявкнул Леонид.
– Я его видел, – вполголоса сказал Илюшин. –
Думаю, как и кто-то из вас.
– Что?!
– В этом заключалась моя самая большая ошибка – я не
поверил самому себе. Но я видел то, что существует в комнате на первом этаже, и
догадываюсь, почему оно возникло. Можете смеяться надо мной сколько угодно, но
я уверен, что призрак Татьяны Любашиной появился здесь после того, как вы
решили избавиться от Сони, ее дочери.
Повисшее изумленное молчание нарушил резкий смех Ларисы.
– Вы что, верите в то, что этот призрак действительно
существует? Да вы просто дурак!
– Я дурак, но не поэтому. А потому, что не поверил
собственной интуиции, подсказывавшей, что ни один из вас никогда в жизни не
будет строить козни против любимой матери. Я дурак, потому что послушно пошел
за Эдуардом, который привел меня в кафе и дал полюбоваться на бизнесмена
Парамонова, чтобы я получил все доказательства вашей подлости – мол, вы и в
самом деле связались с ним, чтобы обвести маменьку вокруг пальца. Я был полным
идиотом, когда видел в вашей матушке жертву материальных запросов собственных
детей. А гимн моей глупости был пропет нынешним утром, когда я преподнес вам на
блюдечке то самое объяснение, которым вы меня кормили, и без единого возражения
проглотил вашу чудную семейную сценку, рассчитанную на меня и на Элю.
– Как? Вы что… притворялись? – недоверчиво
спросила девушка, оглядывая родных.
– Притворялись, – заверил ее Макар. –
Человек, рассказывающий в санатории о призраке покойной женщины, для ваших
родных был бы куда опаснее, чем возмущающийся бессовестными детьми, решившими
воспользоваться мнительностью своей матери. Дети часто поступают с родителями
не самым порядочным образом, этим никого не удивишь. А вот привидение могло
заинтересовать людей куда больше – тем паче что все неплохо помнят тот случай с
двумя февральскими смертями.
– Да вы сошли с ума! – не выдержала Шестакова, но
голос ее прозвучал неубедительно.
Макар обвел взглядом ее детей. Лариса обхватила себя руками
и уставилась в одну точку на ковре, Эля не отрывала глаз от бледного Эдуарда,
вжавшегося в спинку кресла. Леонид смотрел на Илюшина, выпятив вперед челюсть,
и Макар понимал, что от нападения Шестакова его спасает только выдумка с
пистолетом.