Питер смутно припоминал, что девушка изучает биологию, а
юноша работает на кафедре иностранных языков. Однако Питеру так и не удалось
познакомить Хироко с этой парой.
Вечеринка отличалась изобилием еды, красного и белого вина и
дешевого шампанского; некоторые из гостей прихватили с собой джин, скотч и
водку. Кое-кто был уже навеселе, но большинство смеялись, болтали или танцевали
в одной из спален, откуда для этой цели вынесли мебель и увешали ее воздушными
шарами и гирляндами. Издалека доносилось воркование Фрэнка Синатры.
Питер представил свою спутницу всем знакомым и положил на ее
тарелку ростбиф и немного индейки. Перекусив, они отставили тарелки и
отправились танцевать под записи оркестра Томми Дорси. Танцуя, Питер крепко
прижимал к себе Хироко. Близилась полночь. Питер чувствовал тепло ее тела, в
его руках Хироко казалась такой хрупкой, что он боялся причинить ей боль. Он не
мог выразить словами чувства, которые испытывал, — ему казалось, что они
остались одни на всем свете, что их никто не видит.
Такого счастливого Нового года ему еще не доводилось
встречать. Питер танцевал с Хироко, обнимал ее, и когда кто-то крикнул, что
наступила полночь, осторожно поцеловал ее. Хироко смутилась, но вскоре
заметила, что и остальные гости целуются, а Питер прошептал о том, что это
давний обычай.
Хироко серьезно кивнула, Питер еще раз поцеловал ее, и они
медленно закружились по комнате, вступая в 1942 год в Мечтах о надежде и
свободе.
— Я люблю тебя, Хироко-сан, — прошептал он так,
чтобы услышала только она. Подняв на него широко распахнутые глаза, Хироко
кивнула — она не осмелилась ответить ему словами, когда вокруг было много
людей.
Они еще танцевали, слившись в объятиях, когда завыла сирена,
возвещая о воздушной тревоге, и послышался общий недовольный стон. Никому не хотелось
портить вечер, гости были не прочь пренебречь сигналом, но хозяин настоял, что
необходимо спуститься в подвал. Кто-то погасил свет, и гости заспешили вниз по
лестнице с бутылками шампанского и вина. Питер заметил, что многие уже совсем
пьяны. В подвале они едва сумели разместиться — он был рассчитан на небольшую
семью, а сейчас в него набилось не меньше пятидесяти человек. Молодая пара
нисей уже исчезла, как и еще несколько знакомых Питера, но гости веселились до
тех пор, пока в подвале не стало душно и тесно, а девушки не начали жаловаться,
что от пыли им нечем дышать. Сирена не смолкала, и люди понимали, что придется
сидеть в подвале до отбоя воздушной тревоги, несмотря на затемнение на окнах
верхних комнат. Танака тоже устроили затемнение — так сделали во всех домах
сразу же после Перл-Харбора.
— Черт, неужели они не могли хотя бы в Новый год
оставить нас в покое? Чертовы япошки! — проворчал кто-то в дальнем углу. В
подвале было полутемно, он освещался только фонариками. В углу целовалась пара,
но Питер просто стоял, обняв Хироко за плечи, — подвал выглядел совсем не
романтично. Питеру и Хироко хотелось поскорее выбраться отсюда и уехать домой,
как и всем остальным. Они торчали в подвале уже полчаса, и конца ожиданию не
предвиделось.
Сирены продолжали выть еще час. Наконец в половине второго
все поднялись наверх, обсыпанные пылью и усталые.
Праздничное настроение испарилось. Увидев Хироко, один из
мужчин шагнул к ней.
— Это проклятые япошки вроде тебя устроили нам такой
праздник, — злобно выпалил он. — Благодаря тебе через месяц меня
заберут в армию. Кстати, спасибо за Перл-Харбор. — Мужчина выглядел так,
словно был готов наброситься на Хироко, и Питер быстро встал между ними.
— Хватит, Мэдисон.
Мужчина был пьян, но это не умаляло оскорбления. Стоя за спиной
Питера, Хироко дрожала, побелев от страха.
— Да брось ты, Дженкинс! — ответил пьяный. —
Ты у нас известный любитель япошек, ничего-то ты не замечаешь. Когда ты только
поумнеешь и перестанешь лизать задницу Танаке? ФБР уж точно заинтересуется
тобой, а может, даже арестует твою подружку, — ухмыльнулся пьяный и побрел
прочь. Питер гневно смотрел ему вслед, не желая затевать в праздник драку или
тревожить Хироко, — она и без того была напугана. Питер видел, что она
борется со слезами, и не отпустил ее, отправившись на поиски пальто. Радость от
вечера бесследно исчезла.
— Мне очень жаль, — произнес Литер, помогая Хироко
одеться. — Он пьян, сам не понимает, что несет. — Но случившееся
встревожило их обоих. Они поблагодарили хозяина и поспешили к машине; гости еще
долго смотрели им вслед. Никто не упрекнул Мэдисона, и Питер задумался, не
высказал ли пьяный то, что вертелось в головах гостей. Неужели все они считают
его дураком? Может, все и впрямь решили отвернуться от знакомых японцев? Но за
исключением Хироко, в округе было мало настоящих японцев. Такео стал таким же
американцем, как любой человек, двадцать лет проживший в Штатах, а Рэйко и дети
родились здесь. Да о чем тут говорить? Разве Хироко виновата в том, что
случилось в Перл-Харборе? В чем ее обвиняют? Что себе думают эти люди? Но в эти
дни паника усилилась — Такео оказался прав.
Пока Питер вез Хироко домой, она расплакалась и начала
извиняться за то, что испортила ему вечер.
— Вам следовало пригласить кого-нибудь другого, Питер-сан, —
всхлипывала она, невольно переходя на привычное обращение. — Какую-нибудь
американку.
Напрасно вы взяли меня с собой.
— Может быть, — сказал он сквозь зубы, — но я
влюблен не в американку. — Взглянув на Хироко, он свернул на обочину,
чтобы поговорить с ней. Привлекая Хироко к себе, Питер почувствовал, как она
дрожит. — Я влюблен в тебя, Хироко, и ты должна стать сильной. Такое может
повториться. Такео считает, что пройдет еще немало времени, прежде чем люди
успокоятся — особенно после всей этой чепухи о «врагах», после того как у
студентов отобрали фотоаппараты, а каждые пять минут нас предупреждают о
воздушном налете. — Несмотря на многочисленные сигналы тревоги за
последние три с половиной недели, ни одной атаки не произошло, никто не видел
вражеские войска. Но газеты пестрели сообщениями о том, что целые флотилии
таинственных кораблей осаждают берега, что самолеты-призраки кому-то удалось
заметить. Ежедневно в стране ловили шпионов. — Незачем обращать внимание
на таких людей, как тот пьяница. Ты знаешь себе цену. Слушай свое сердце,
Хироко, — и мое тоже, а не людей, которые оскорбляют или пытаются обвинить
в том, к чему ты не имеешь никакого отношения.
— Но Япония — моя родина. Я отвечаю за ее действия.
— Ты пытаешься взвалить на себя тяжкую ношу, —
заметил Питер, внезапно ощущая усталость. Ночь в подвале была не из легких, оба
были еще обсыпаны пылью. — Ты отвечаешь только за себя, и ни за кого
другого. Ты не можешь сдерживать действия Японии!
Хироко испытывала боль и стыд за свою страну — точно так же,
как стыдился бы Питер, если бы Америка опозорила себя.
— Мне очень жаль, — неловко произнесла Хироко, и
Питер вновь устремился к ней всем сердцем. Она держалась с таким достоинством,
была так печальна. — Простите за то, что моя родина совершила такое
преступление. Это отвратительно, — заключила она, сгорая от стыда, и Питер
поцеловал ее.