— Мы хотели прежде поговорить с вами, — сказал
декан, а затем вызвал Хироко и повторил ей то же самое. Несмотря на все
старания сдержаться, Хироко расплакалась.
— Значит, мне придется уехать? — переспросила она
и, когда декан кивнул, всхлипнула. Опустив глаза, она вновь стала выглядеть
совсем как японка. По мнению самой Хироко, она совершила страшное преступление и
была виновата в нем только она одна. Она перевела взгляд на
родственников. — Отцу будет стыдно за меня, — произнесла она
по-английски. Ее терзало желание заговорить с дядей по-японски, но она знала,
это желание неосуществимо.
— Твой отец все поймет, — утешил ее декан. —
Ситуация не поддается контролю и, разумеется, характеризует наших студенток не
с лучшей стороны. Стыдиться следует им, а не тебе, Хироко. Мы делаем это ради
твоей же безопасности. — Сначала ее поселили в чулане под крышей, затем
опрокинули на голову ведро с краской и подбросили в комнату дохлую кошку. Судя
по отношению других девушек, Хироко было не место в колледже. — Может
быть, когда-нибудь ты вернешься.
— Я была бы рада, — печально отозвалась
Хироко., — г Я должна учиться в колледже в Америке — так я пообещала
отцу, — объяснила она.
— Возможно, ты переведешься в Калифорнийский
университет или в Стэнфорд и будешь жить у родственников. — Такое было
возможно, но вряд ли какое-либо из учебных заведений согласилось бы принять
подданную Японии во время войны.
— Ты можешь несколько месяцев побыть со мной
дома. — Рэйко улыбнулась девушке, не в силах опомниться от того, что с ней
случилось. Такой беды Рэйко не пожелала бы никому, а тем более хрупкой, робкой
Хироко — при мысли об этом Рэйко чувствовала тошноту.
— Нам очень жаль, — вновь произнес декан, и
немного погодя Хироко вместе с Рэйко отправились собрать вещи.
Кое-что из вещей пропало, большинство были безнадежно
испорчены. Краска забрызгала всю комнату; она до сих пор осталась в волосах
Хироко, несмотря на усилия обеих сестер.
Понадобятся недели, чтобы смыть ее. Пришлось отмывать от
краски даже брови и ресницы Хироко.
Рэйко унесла сумку в машину, а Хироко снимала постельное
белье и сворачивала одеяла. Неожиданно она почувствовала, что на нее кто-то
смотрит, и в ужасе обернулась. Должно быть, на этот раз на нее нападут. Но
оказалось, что на пороге со смущенным видом стоит Энн Спенсер. Хироко молча
смотрела на нее и ждала, уверенная, что эта высокая, аристократического вида
блондинка явилась оскорбить ее или даже ударить. Однако глаза Энн были
печальными, и они наполнились слезами, когда она протянула руку Хироко.
— Я пришла попрощаться, — прошептала она. —
Мне жаль, что так случилось с тобой, — я слышала об этом вчера вечером.
Энн видела следы краски в волосах Хироко, вокруг глаз и
испытывала к ней отчаянную жалость. Да, Энн не хотелось жить с ней в одной
комнате, но таких бед Хироко она не желала. Всю ночь она пролежала без сна,
размышляя о случившемся. Это было отвратительно, и Энн хотелось сказать Хироко,
как она относится к выходке девушек. Она была возмущена. Энн знала, что она
имела право проявить недовольство, когда ее поселили вместе с Хироко. Но, по ее
представлению, эти вещи были совершенно разными. Она твердо знала: никто не
имеет права поступать с человеком так, как обошлись с Хироко. И несмотря на то
что Хироко была японкой, она вела себя очень прилично. Энн исподтишка наблюдала
за ней и по-своему уважала Хироко. Ей не хотелось делить с Хироко комнату или
иметь ее в числе подруг — Энн по-прежнему была убеждена, что, будучи японкой,
Хироко неизмеримо ниже ее самой. В ее представлении все японцы были няньками,
садовниками и слугами. Но какими бы ни были ее чувства, Энн не желала Хироко
плохого, и ей было невыносимо стыдно за то, что натворили студентки.
— Ты вернешься в Японию? — вдруг полюбопытствовала
Энн. Ее отношение изменилось слишком поздно, но она решила попрощаться и
посочувствовать Хироко. Энн хотелось, чтобы девушка знала — она не была в числе
тех, кто устроил разгром в ее комнате.
— Отец хочет, чтобы я осталась здесь, но я все равно не
смогу вернуться. Корабли уже не ходят. — Хироко словно попала в ловушку к
тем, кто яростно ненавидел ее или открыто презирал, как Энн Спенсер. Хироко не
приняла сочувствия от Энн, не поверила ей, однако Честность и открытость
подкупили Хироко.
— Удачи тебе, — печально произнесла Энн и исчезла
за дверью. Медленно спускаясь по лестнице, Хироко думала о ней. Она возлагала
на учебу в колледже такие большие надежды… По пути она встретила Шерон, и та
взглянула на Хироко так, словно никогда прежде не видела ее, а затем круто
повернулась и пошла по коридору, рассказывая стайке девушек о дне, который
провела в обществе Грира Гарсона.
Некоторые из преподавателей попрощались с Хироко, но никто
из девушек ничего не сказал ей. Несмотря на все вежливые слова, Хироко точно
знала: она подвела своих родных.
Опозорила их.
Она молча скользнула на заднее сиденье автомобиля, низко
опустила голову, но, не зная почему, вдруг оглянулась и заметила лицо Энн
Спенсер в окне второго этажа.
Глава 9
Последующие несколько недель Хироко носилась по дому Танака
словно вихрь. У Рэйко было много дел в больнице, и Хироко взяла на себя
домашнюю работу. Она готовила, убирала, присматривала за Тами. Она даже помогла
девочке сделать новый комплект занавесей и покрывал для кукольного домика.
Приходя с работы, Рэйко обнаруживала в доме безукоризненный порядок.
— Мне как-то неловко, — говорила она Таку. —
Я уже три недели не убирала в доме. Живу, словно принцесса.
— По-моему, она пытается заслужить прощение за то, что
пришлось покинуть колледж. Не знаю, понимает ли она, что это не ее вина, —
грустно сказал Так. — В ее представлении это несмываемый позор. Она
приехала сюда учиться, выполнить волю отца, а оказалось, что она не в состоянии
сделать это. Для нее не важны причины. Она заслужила наказание. — Хироко
никогда не упоминала о случившемся с тех пор, как покинула колледж, и Так
предупредил детей, что не стоит досаждать ей расспросами.
Хироко пребывала в отчаянии и пыталась всеми силами
справиться с ним.
Танака поговаривали о том, чтобы перевести Хироко в
Стэнфорд, но Так всерьез сомневался, согласятся ли там принять японку в такое
время. К Таку отношение почти не изменилось, но Хироко не хотела рисковать его
положением.
Вместо того она постаралась стать полезной семье и первым
делом решила как можно больше походить на американцев.
Она уже два месяца не надевала кимоно, не кланялась и не
употребляла словечка «сан», в каждую свободную минуту читала или слушала радио,
всерьез решив заняться английским.
Питер проводил с ней много времени, стараясь, чтобы Хироко
забыла о случившемся в колледже, и замечал в ней перемены. Хироко казалась
исполненной стыда, вместе с тем была охвачена решимостью не сдаваться.