Родственников Рэйко эвакуировали вместе с сотнями других
японцев и свезли на сборный пункт. Новость казалась нереальной, никто еще не
понял, что это значит, когда спустя три недели в Пало-Альто был получен приказ
начать эвакуацию. Японцам дали десять дней на то, чтобы продать дома,
предприятия, машины, отправить на склад движимое имущество и подготовиться к
эвакуации. Главе семьи предстояло явиться в ближайшую гражданскую комендатуру,
которая теперь расположилась в старом буддистском храме, чтобы получить
дальнейшие инструкции. В тот момент ??емья не знала, что думать.
Такео узнал о новости еще в университете и по дороге домой
видел несколько плакатов. Он остановился, чтобы внимательно прочитать один из
них, чувствуя, как колотится его сердце, а на следующее утро текст приказа
появился во всех газетах.
Питер пришел к Танака, чтобы предложить свою помощь, и
вместе с Таком отправился в комендатуру. Он пытался выяснить, что происходит,
но ему объяснили не больше, чем Таку. Через десять, а теперь уже девять дней
после оглашения приказа вся семья должна была прибыть на сборный пункт,
расположенный на ипподроме Танфоран, в Сан-Бруно. Каждый взрослый имел право
взять с собой сто пятьдесят фунтов вещей, в том числе постельные и туалетные
принадлежности и одежду. Детям позволялось взять по семьдесят пять фунтов
багажа, но с условием, что каждый. должен сам нести свои вещи. Это условие
делало нелепым ограничение веса. Ребенок весом пятьдесят фунтов был не в силах
нести семидесятипятифунтовые чемоданы или сумки, а Рэйко, Хироко и даже Кен не
могли поднять сто пятьдесят фунтов. Так что по сути дела ограничения веса
багажа ничего не меняли.
Такео дали бирки с номерами на всю семью и спросили, нет ли
в семье престарелых или больных — в этом случае они получили бы особые бирки
большего размера. Такео в оцепенении выслушал все это, уставясь на зажатые в
руках бирки.
Им достался номер 70917 — они лишились фамилий и имен.
Такео также напомнили, что семье не позволяется брать с
собой домашних животных, даже самых маленьких. Кроме того, запрещалось иметь
при себе деньги, драгоценности, фотоаппараты, радиоприемники, оружие, любые
металлические предметы. Правительство США предложило сохранить крупные вещи,
такие, как холодильники, стиральные машины и мебель, на специально отведенных
складах, но не брало на себя ответственность в случае пропажи или поломки
вещей.
Тупо уставившись на бирки, Такео ни о чем не мог думать. Они
с Питером вышли из храма в полной растерянности. Покидать пределы штата японцам
было запрещено, время для побега оказалось упущенным.
У них осталось всего девять дней до прибытия в Танфоран,
всего девять дней на распродажу имущества. Такео объяснили, что им предстоит
переселение, но куда именно, в комендатуре либо не знали, либо не желали
объяснять. Так не мог даже сказать Рэйко, какую одежду брать — для холодной или
теплой погоды. Он ничего не знал и, более того, не был уверен, что все они
останутся вместе и будут в безопасности. При этой мысли его начинала бить
дрожь.
Ходили слухи, что мужчин казнят — всех расстреляют, а детей
продадут в рабство, что мужей и жен будут отправлять в разные места заключения.
Все это казалось Таку маловероятным, но возможности проверить не было. Он
ничего не мог пообещать Рэйко. Человек, выдавший ему бирки, спросил, какова
численность семьи Танака и нет ли в ней дальних родственников, и Такео пришлось
сознаться, что с ними проживает дочь его двоюродного брата. Так не стал
говорить, что она настоящая японка, а в Америку приехала учиться, думая, что
все равно это выяснится по ее паспорту. Мужчина ответил одно — он не может
ручаться, что всех их поместят в одно место. Такео понял, что его по-прежнему
считают иностранцем и, вполне возможно, его участь будет отличаться от участи
жены — должно быть, его посадят в тюрьму.
По дороге домой Питер выглядел глубоко озабоченным — Он
сказал, что Хироко могут разлучить с вами? — Такео молча кивнул, а Питер
попытался сдержать панику. — Этого нельзя допустить, Так. Вам нельзя
разлучаться. Только Богу известно, что с ней может произойти! — воскликнул
Питер и умоляюще посмотрел на друга; омерзительные бирки лежали на сиденье между
ними. У светофора Так повернулся к Питеру — на глазах у него блестели слезы.
— Думаешь, я могу что-нибудь изменить? Неужели ты
считаешь, что мне хочется куда-то уезжать отсюда, вместе или по отдельности? Но
что еще мне остается делать? — Слезы потекли по его щекам, и Питер
коснулся руки друга, потрясенный происходящим.
— Прости, — со слезами на глазах пробормотал он.
Всю оставшуюся дорогу мужчины молчали, гадая, что сказать женщинам. Питер
мечтал уехать вместе с Танака. В комендатуре ему сказали, что он имеет право
помочь семье добраться до Танфорана, а впоследствии — навещать друзей, но
остаться на сборном пункте не может и должен оставить машину на достаточном
расстоянии от Танфорана.
Его приводила в панику мысль о расставании с Хироко.
Это было все равно, что отпустить ее в тюрьму. А если ее
разлучат с родственниками, ждать защиты ей будет неоткуда.
Питер не мог даже представить себе, что ждет Хироко.
Такео остановил машину у дома, громко вздохнул и посмотрел
на Питера. Он знал, что дома его ждут, но предстоящее объяснение казалось ему
невыносимым. Самые худшие из его кошмаров стали реальностью, и Такео понял, что
им следовало уезжать куда глаза глядят еще несколько месяцев назад. Хуже, чем
сейчас, уже не могло быть. А теперь им запретили покидать штат до сборов в Танфоране.
В их речи появилось обилие таинственных слов вроде «сборный
пункт», «переселение», «иностранец», которые утратили прежние значения. Под
обычной оболочкой этих слов скрывались чудовища, готовые пожрать их.
— Что ты скажешь им. Так? — спросил Питер, с
тревогой глядя на друга, пока оба высмаркивались. Им казалось, что кто-то умер
— должно быть, кончина постигла их жизнь, карьеру, будущее.
— Понятия не имею, — мрачно отозвался Так, а затем
с мучительной усмешкой взглянул на Питера. — Не хочешь купить дом? Или
машину? — Так не представлял, с чего начать — предстояло избавиться от
массы вещей и выполнить миллион дел.
— Я сделаю все, что смогу, Так, ты же знаешь.
— Насчет машины и дома я вполне серьезно. — Так
уже слышал, как людям приходилось продавать отели за сотню долларов, машины —
за пятнадцать. Многие вещи просто нельзя было взять с собой или бросить, и Таку
было невыносимо думать, что хорошие, еще новые вещи, вроде посудомоечной
машины, придется оставить на Бог весть сколько лет на федеральном складе. Так
собирался продать все, что удастся, и раздать остальные вещи. — Пожалуй,
нам пора идти, — произнес он, жалея, что не может отдалить неприятную
минуту и не желая видеть лица родных в момент объяснений — особенно лицо Рэйко.
Дети испугаются, но они еще слишком молоды, ко всему привыкнут, если только им
сохранят жизнь. Но главным сейчас было не только спасение жизни Так и Рэйко
потратили девятнадцать лет, обустраивая дом, а теперь должны были собственными
руками разрушить его за девять дней и оставить на растерзание чужим людям.