Питер обнял друга за плечи, и они вошли в дом Мужчины чуть
не заплакали, увидев Рэйко и Хироко. Хироко еще не исполнилось и девятнадцати
лет, но она выглядела спокойной и исполненной достоинства в черной юбке и
свитере, стоя рядом с тетей. Ее глаза немедленно устремились на Питера, и ему
понадобилось собрать все остатки смелости, чтобы не отвернуться от вопросов,
отразившихся в глазах Хироко. Такео направился прямо к жене, обнял ее, и, еще
ничего не услышав, она расплакалась. Бирки словно жгли Таку карман.
— Неужели нам и вправду придется уехать, Так? —
спрашивала она, надеясь, что каким-нибудь чудом, по странной прихоти судьбы,
они уберегутся от беды. Рэйко так хотелось услышать, что произошла ошибка и все
они могут остаться дома, в Пало-Альто.
— Да, дорогая, придется. Нам предстоит отправиться на
сборный пункт в Танфоране.
— Когда?
— Через девять дней, — едва выговорил Так,
чувствуя, будто тяжкая ноша обрушилась ему на плечи, однако он выдержал. —
Придется продать дом и часть вещей. Остальное мы сможем поместить на хранение в
правительственный склад, если захотим.
Рэйко не могла поверить своим ушам. Так вытащил из кармана
бирки, и Рэйко вновь расплакалась, а Хироко стояла, глядя на них широко
распахнутыми от ужаса глазами.
Она не издала ни звука, но Питеру было невыносимо видеть
выражение ее лица.
— Я поеду с вами, Такео-сан? — спросила Хироко,
забывая о недавно приобретенной привычке. Теперь это было уже не важно, их
никто не слышал.
— Да, — солгал он, не желая признаваться во всем
сразу.
Ему не хотелось пугать и без того бледную от страха Хироко.
Дети присоединились к ним, выслушали рассказ отца и
заплакали — не выдержал даже Питер. Это было ужасное утро, Тами плакала
навзрыд, узнав, что им не разрешили взять с собой Лесси.
— Что же с ней будет? — всхлипывала
девочка. — Они убьют ее?
— Конечно, нет. — Такео погладил ее по голове, с
болью ощущая, что он больше не в состоянии защитить своего младшего ребенка —
как и остальную семью. Теперь было нечего надеяться на чудо, предстояла лишь
скорбь. — Мы отдадим Лесси друзьям, хорошим людям, которые будут добры к
ней, — попытался заверить девочку Так.
— Может, Питеру? — Тами с надеждой взглянула на
него, но Питер осторожно взял ее за руку и поцеловал.
— Мне тоже вскоре придется уйти — в армию.
Вспомнив о важном, Тами обернулась к Хироко:
— А мой кукольный домик?
— Мы аккуратно упакуем его, — пообещала
Хироко, — и возьмем с собой.
Но Такео покачал головой:
— Нет, не выйдет. Нам разрешено взять только то, что мы
сможем унести.
— Но хотя бы куклу я могу взять? — с отчаянием
спросила Тами, и на этот раз отец кивнул.
Две дочери Така плакали, выходя из комнаты, Кен вытирал
глаза, но слушал отца, упрямо набычившись, пока наконец отец не обратил на него
внимание, заподозрив неладное.
— В чем дело, Кен? — Это был странный вопрос, но
юноша выглядел так, словно был готов взорваться в любую минуту.
— Если ты и вправду хочешь узнать, дело в этой стране.
Даже если ты родился в Японии, отец, то я — гражданин
Америки. Я провел здесь всю жизнь. На следующий год меня могли призвать в
армию. Я мог бы умереть за родину, но кому-то вздумалось отправлять меня
неизвестно куда — и все из-за моих японских предков «в любом поколении». —
Такой критерий использовали власти, переселяя людей, предками которых были
японцы в любом поколении.
Гражданство или место рождения ничего не значило. Всю жизнь
Кен отдавал салют знамени, пел вместе со сверстниками «Звездно-полосатый флаг»,
был бойскаутом, ел кукурузу и яблочный пирог на Четвертое июля, а теперь вдруг
стал «иностранцем» и должен был подвергнуться переселению, словно преступник
или шпион. Такого с ним еще никогда не случалось. Слушая отца, Кен чувствовал,
как его идеалы, убеждения и ценности обращаются в прах.
— Знаю, сынок, это несправедливо. Но так решили другие.
У нас нет выбора.
— А если мы откажемся? — Кое-кто отказался уезжать
но немногие — всего десяток семей.
— Тогда мы попадем в тюрьму.
— Я предпочитаю заключение, — упрямо заявил Кен,
Так покачал головой, а Рэйко заплакала еще громче: ей хватало потери дома, и
потерю детей она бы не пережила.
— Этого мы не можем допустить, Кен. Мы хотим, чтобы ты
отправился с нами.
" — Они увезут нас всех вместе, Так? — испуганно
спросила Рэйко, когда Кен выбежал прочь из кухни. Он торопился поговорить с
Пегги. То же самое предстояло пережить ее семье, как и всем японцем. Никто не
мог понять друг друга лучше, чем товарищи по несчастью.
Так взглянул на жену, не в силах солгать ей — он никогда не
обманывал ее и не хотел обманывать сейчас. Не стоило давать обещания, которые
он не мог выполнить.
— В этом я еще не уверен — слухов слишком много.
Возможно, меня, как подданного Японии, отправят в другое место, но об этом я
могу лишь догадываться. Никто мне ничего не объяснил. И потом, нам всем дали
один и тот же номер.
Но позднее, когда Питер и Хироко вышли, Рэйко вновь спросила
мужа:
— А что будет с Хироко?
— Об этом мне тоже ничего не известно. В их
представлении она и вправду «вражеская подданная», в отличие от всех остальных…
Могут возникнуть проблемы, но наверняка я ничего не знаю, Рэй. Подождем,
посмотрим, что будет дальше. — Твердо произнеся эти слова; он обнял жену и
заплакал. Он чувствовал себя так, словно разбил все ее надежды.
Все пошло прахом, они лишились всего, что имели, и только
Богу было ведомо, куда они попадут и что будет дальше. Возможно, истина была
еще хуже слухов — их всех могли расстрелять. Такое вполне могло случиться. Но
пока им оставалось делать лишь то, что было в их силах, и верить, что их не
разлучат. — Мне так жаль, Рэй, — повторял Так, и она обнимала его,
утешая, повторяя, что об этом никто не мог знать заранее. Так был ни в чем не
виноват, но, убеждая в этом мужа, Рэйко понимала: он ей не верит.
Выглянув в окно и увидев Питера и Хироко, она спросила:
— Как думаешь, они должны пожениться?
Такео покачал головой — об этом они с Питером говорили еще
сегодня утром.
— Теперь это невозможно. В этом штате они не сумеют
Пожениться, а Хироко не выпустят за границу. Мы все оказались здесь словно в
ловушке. Придется подождать, когда он вернется, — разумеется, если к тому
времени освободят Хироко.
Но никто не знал, что их ожидает. В саду Питер говорил
Хироко о том же самом. Он хотел взять с нее обещание, что, когда он вернется, а
ее освободят, они обязательно поженятся.