– Зефир? – наконец выдает она, поперхнувшись.
Она не могла… откуда она… откуда она знает?
Она не знает. Зефир не обязательно имя. Может быть, это о набирающем силу бризе. Облака движутся. Редеет мгла. Звездный свет падает на плоскость лба Турмалин, ее глаза остаются в тени под бровями.
– Кисть. – Приближается она. – Ты держала ее точно так же, как свой веер. Слова. Ты говорила…
…как Зефир. Я думала, что обращаюсь к комнате, полной незнакомцев.
Я вела себя неосторожно.
Я отступаю назад, когда Турмалин приближается, покачиваюсь, когда мягкий камень крошится под моими ногами.
– О чем ты говоришь? Как я могу быть Зефир?
– Я не знаю, – говорит Турмалин. – Я не знаю как. Я не знаю, почему я не могу поверить в то, что вижу. Я не знаю, о чем спросить.
Тогда ни о чем не спрашивай.
– Ты та, за кого я тебя принимаю?
Я – воскресший труп.
– Скажи мне.
Я – переселившаяся душа.
– Ты Зефир?
Я… Я…
– Да.
Только это срывается с моих губ. Единственное слово, на которое я понятия не имею, как отреагирует Турмалин. Это больше, чем переселение душ. По сути, я подтвердила ей, что человек перед ней мертв, а мертвый человек жив.
– Листья, – наконец выдыхает Турмалин. – Какие листья ты велела мне скормить лошадям?
У меня за спиной котловина, а под ногами – крутой обрыв. Я чувствую себя в ловушке во всех смыслах.
Вместо этого я высвобождаюсь.
– Тисовые.
Когда руки Турмалин впервые обнимают меня, я спешу сделать то же самое. Это единственный способ выдать себя за Лотос, которая получает по меньшей мере дюжину крепких объятий и ударов плечом в день.
Но потом я обнимаю Турмалин в ответ, потому что мне этого хочется. Нет никакого скрытого умысла, как и тогда, когда я обняла Ворона. И это не прощание.
Это привет.
* * *
С чего бы начать?
– Начни с того, что случилось после засады, – говорит Турмалин. Мы сидим на сланцевом холме с видом на восточные болота; под нами ров, где протекает Слюдяная Река. Уединение – как глоток свежего воздуха. Ранее, за обедом, Синь Гун пригласил Жэнь на свою ежеквартальную охоту, и Сыкоу Дунь без устали рассказывал обо всех оленях, которых он собирается убить. Находясь здесь с Турмалин, невольно чувствуешь, как исцеляешься.
Я рассказываю воину в серебряных доспехах о моем доме на небесах, о моих сестрах. Приговоре, который я отбыла в качестве смертной, его окончании, о том, как я хочу помочь Жэнь, прежде чем меня вычислят. Она слушает с непроницаемым лицом. Я морщусь, когда заканчиваю.
– Ты хоть во что-нибудь из этого веришь?
– Я должна, – торжественно говорит Турмалин. – Ты ведь прямо передо мной.
– Даже про бога?
– Я всегда думала, что ты бог.
– Потому что я была невыносима?
– Потому что я понятия не имела, как тебе удалось выжить при каждом несчастном случае. – Затем Турмалин улыбается – впервые. Ее улыбка тускнеет, когда я спрашиваю ее, как она оказалась на собраниях Сыкоу Хая. – После твоей…
– Смерти, – подсказываю я. – Потому что я действительно умерла. Где-то там, в земле, гниет смертное тело.
Солнечный луч отражается от болота внизу, и Турмалин щурится.
– Ты оставила после себя все свои незавершенные планы. Перспективы, которые ты продумывала для Жэнь. Они открыли эту… – Она жестикулирует руками. – Дыру в лагере. Когда Жэнь отказалась искать нового стратега…
– Ты пыталась заполнить ее.
Турмалин признала Сыкоу Хая ключевым игроком Западных земель. Она вошла в круг его доверия точно так же, как это сделала бы я. Я унижена и впечатлена.
Но глаза Турмалин опускаются.
– Мне не следовало пытаться заменить тебя.
– Ты все сделала правильно. – Она встречается со мной взглядом, и я удерживаю его. У нас всегда было нечто общее. Просто мне потребовалось так много времени, чтобы осознать это, увидеть, что мы нечто большее, чем наши роли в лагере Жэнь. – Я не могла и мечтать о лучшей замене.
* * *
– В последнее время ты благосклонна к Турмалин, – говорит Облако, когда мы укладываемся спать.
Вздрогнув, я снимаю свои доспехи.
– Пытаюсь делать шаги за тебя.
Я жду нагоняя или хмурого взгляда, но Облако заворачивается в свой спальный мешок, не говоря ни слова. И засыпает через несколько минут.
Час спустя я остаюсь единственным бодрствующим человеком в комнате.
Все вокруг меня неподвижны, как бревна. Я – каяк, застрявший среди них. Мы тренировались вместе. Смеялись и ужинали как друзья. Но хотя я и узнала их получше, они видят только Лотос. Они не знают меня. Не то что Турмалин.
Они отвергнут меня, если я покажу им, кто я на самом деле.
Я выскакиваю наружу, в конюшню. Рисовый Пирожок не издает ни звука, когда я седлаю его. Я останавливаю его у своего склепа, чтобы забрать свою цитру.
И мы скачем.
Из города, через котловину, в лес, пока не добираемся до озера Ворона. Я достаю свою цитру. И играю.
На следующий день я делаю это снова. Боевая подготовка в полдень. Собрание по государственному перевороту на закате. Игра на цитре в полночь. Даже без партнера мне достаточно просто играть. Музыка позволяет мне быть той, кем я хочу быть под звездами, чтобы под солнцем оставаться Лотос.
* * *
Мой разум кристально ясен, когда я иду на свое третье собрание, через три дня после церемонии дня рождения Синь Гуна.
Мы тщательно проработали транспортное обеспечение переворота. Но Сыкоу Хай о чем-то размышляет; я понимаю это по тому, как он придерживает свою маску.
Наконец он поднимается со своего места.
– Мы должны заручиться помощью с Юга. Позвольте мне объяснить, – говорит он, когда люди начинают ворчать. Похоже, Цикада не пользуется популярностью на Западе. – С нашей текущей численностью мы можем гарантировать плавный переход власти к Жэнь в Городе Синь. Но мы не должны переоценивать свои возможности. Нам было бы выгодно использовать войска южан в восточных префектурах и в Болотных землях, где преобладают южные диалекты и обычаи. Кроме того, Жэнь и Цикада уже заключили союз. Его следует укрепить.
Сыкоу Хай садится обратно, и в комнате разгораются дебаты. Я молчу, вставая только после того, как все высказали свое мнение.
– Мы не можем полагаться на Юг, пока не отплатим им за помощь в Битве у Отвесной Скалы.