– Но вы не читали до конца?
– Я уже сказала, что не читала.
– Почему?
– Потому что это детский рассказ, знаете, Олег же был в шестом классе. И мне вообще некогда было читать, я много работала. И уставала. Мы жили вдвоем, и только я зарабатывала деньги.
– Хорошо. Расскажите, как Олег учился в школе?
– Его любили учителя. Учительница по математике Людмила Ивановна всегда его хвалила, даже в любви признавалась.
– В любви?
Лица людей вытянулись. Назревало что-то интересное.
– Ну, знаете, просто самый лучший ученик и все такое, – сказала Лариса Боровина.
– Не совсем понятно, что вы имели в виду, – сказал обвинитель.
– Ну Людмила Ивановна просто на выпускном сказала Олегу, когда он подарил ей цветы, что любит его.
– У них был роман?
– Нет, боже упаси! Людмила Ивановна была почти на пенсии. Как вы такое подумали?
– Я просто спросил, – пожал плечами обвинитель. – Вы ответили. Давайте пойдем дальше. Много ли у Олега было друзей?
– Был друг Вася, а остальные так, товарищи. С Васей Олег общался больше всех.
– Что вы скажете о их дружбе?
– Они были хорошими друзьями.
– Много ли они времени проводили вместе?
– Да, очень много.
– Вы одобряли эту дружбу?
– Да, Вася – очень хороший мальчик, у него мама – воспитатель в садике, а папа работал в мэрии. Хорошая семья.
– Скажите, писал ли ваш сын в школе что-то еще, кроме того рассказа про мальчика-путешественника?
– Да.
– Что?
Она не торопилась отвечать. Как будто бы подбирала слова.
– Все в порядке?
– Да, простите. Я просто… Олег писал и другие рассказы.
– Вы их читали?
– Нет. Не читала.
– Почему?
– Я уже говорила, я много работала.
– То есть вы не знаете, о чем были те рассказы?
– Ну. Я не знала точно, но он рисовал к ним обложки, и иногда они выглядели очень странно.
– Очень странно? Объясните, пожалуйста, что это значит.
– На каждой обложке были нарисованы пауки и летучие мыши, а еще какие-то руки, которые как будто вылезали из-за границ обложки. Это выглядело жутко.
– Вас беспокоило, что Олег мог там описывать?
– Немного. Но… я… понимаете, я думала, это просто детское развлечение. Ну что он там мог написать страшного, думала я, он ведь еще ребенок, наверное, что-то из жизни животных, раз про пауков и летучих мышей. Он не просил меня читать, а мне самой некогда было думать об этом.
– Как вы опишете вашего сына в такие периоды детства, когда он писал?
– Он был молчалив.
– Он с вами не разговаривал?
– Ну, как-то так, постольку-поскольку. Это продлилось недолго.
– Скажите точнее, как это недолго?
– Он писал только по выходным, и через полгода он забросил рассказы. Потом у него появилось новое увлечение. Про книги он забыл.
– Какое увлечение?
– Он играл в рок-группе.
– Вас не беспокоило новое увлечение, я слышал, что рокеры употребляют наркотики.
– Я протестую, – сказал адвокат.
– Господин обвинитель, – сказал судья. – Я попрошу вас выбирать выражения. Вы ведете себя очень развязно.
– Прошу прощения, я переформулирую. Как вы отнеслись к новому увлечению сына?
– Нормально. Я люблю рок. И мне нравилось то, что они играли. Я даже была на их концертах. Остальные мальчики из группы были хорошими, Олег иногда звал их к нам домой. Я с удовольствием с ними общалась. Они были начитанными, музыкальными, в общем, дети-таланты. Только в сережках и с длинными волосами, но это ведь подростки. Они все проходят через что-то подобное.
– Василий Немков был среди них?
– Вася был школьным другом, а эти мальчики – рок-друзьями. У Олега были разные круги, в которых он общался. Но Вася все равно был лучшим другом. Через год Олег уже ушел из группы и стал много учиться, чтобы поступить на матфак.
– Он еще писал рассказы?
– Нет. Дома он больше не писал.
– В каком году он переехал от вас в город?
– В 2003 он закончил школу, поступил в педуниверситет на матфак и уехал.
– Когда вы узнали, что он снова начал писать?
– В две тысячи шестнадцатом году.
– Как вы узнали, что он пишет?
– Олег рассказал.
– Как это произошло?
– Как уже говорил Вася, у Олега была девушка Надя. Он познакомился с ней после армии, вроде бы на каком-то рок-концерте. Они начали встречаться в две тысячи десятом. Олег нашел себе хорошую работу, занимался компьютерами. Они приезжали меня навестить вдвоем с Надей раза два в год. Не слишком часто, но у нас в семье это нормально, мы любим одиночество. Точнее, оно нас не напрягает. И вот как-то раз, в январе две тысячи шестнадцатого, мы разговаривали с Олегом по телефону, и он сказал, что они больше не встречаются с Надей. Причем разошлись уже давно.
– Сколько прошло с момента их расставания?
– Месяца три. Знаете, мы не такие люди, чтобы сразу всем рассказывать о своих проблемах.
– Как вы оцените состояние сына в тот момент, когда он сообщил о расставании?
– Прошу прощения, но эта женщина не психолог, – сказал адвокат.
– Переформулируйте вопрос, – сказал судья.
– Расскажите подробнее, как он сообщил о расставании. Начните с того, кто кому позвонил.
– Это я позвонила Олегу. В основном говорила я, а он все мычал и молчал. Односложно отвечал. Я спросила: что случилось? Он сказал, что ничего, все хорошо. Я спросила, когда они с Надей собираются приехать ко мне, а Олег сказал, что они с Надей расстались. Я, конечно, забеспокоилась, начала допытываться, что и почему. Хотела позвонить Наде. Но Олег запретил мне. Мне стало обидно, ведь я за него переживала, помочь хотела. Очень расстроилась, ведь надеялась, что они с Надей поженятся, даже думала, кого из родственников пригласить на свадьбу. Да и мечтала с внуками понянчиться, соскучилась по маленьким детишкам. А тут нате, здрасьте. Все планы и мечты рухнули. После этого он и стал каким-то скрытным. Я ему стала чаще звонить, думала поддержать его. Боялась, вдруг он что-нибудь с собой сделает.
– А что, были предпосылки? Были попытки?
– Нет, не было. Ну просто материнское сердце, оно такое, знаете, бывает, что-то в голову втемяшится, и потом сложно выгнать. В общем, с тех пор Олег по телефону почти ничего мне не рассказывал, молчал много, как бы я ни допытывалась. Однажды я спросила у него, почему он все время молчит, даже реветь начала, мол, ты там, наверное, запил уже, приеду за тобой в город и увезу домой. И тогда Олег мне и сказал, что снова взялся писать рассказы, поэтому все время молчит. Я спросила его: как это связано? Он сказал, что все время думает о сюжетах, а поделиться не может, мол, если расскажет, то читать неинтересно будет. Потом сказал, что, когда начал писать, даже оживился немного, хотя по его голосу я бы не сказала, что он оживился. Он не был веселым, больше каким-то отрешенным, хладнокровным, говорил без радости, будто скрывал что-то за этими словами, может, он пытался мне показать, что у него все хорошо, но я-то слышала, что не хорошо.