– Да ведь ты уже всё знаешь и без меня! – взмахнул руками Вьён. – Прекрати разговаривать так, будто я на допросе. Надоело это… А что ты от меня хочешь? Верфь давно была мне не нужна. Я бы продал ее и раньше, если бы кто-то захотел купить. Зато сейчас у меня есть средства дочке на приданое, а себе на новое платье. Или ты думаешь, мне нравилось ходить на торжества том в красном тряпье? Правда, свой полукафтан я люблю… и носить не перестану. А плотники… Ну не думал я, что Флекхосог их всех лишит места. А что я ныне могу сделать? Я всё равно разорялся, и они бы остались без работы чуть позднее… А Нилю я даже помог – подарил все свои рисунки из Санделии…
– То-то я гадал: как местный работяга такой красоты мне нарезал… – задумчиво произнес Рагнер и вздохнул. – Я собирался купить половину верфи и мастерить с тобой двухмачтовики, даже трехмачтовики, как мы когда-то хотели… а не паршивые галеры!
– О, он собирался! Да убежал на новую войну, позабыв мне об этом сказать! Да еще моими саламандрами воевал! Лодэтский Дьявол он! Я – Дьявол! Тот, кто изобрел эту мерзость! И не устану себя за это проклинать, как и за то, что показал тебе «Сон саламандры»! И не начинай даже – нет и нет! Лишь новая угроза заставит меня опять стать Дьяволом и родить адский огонь!
– Череп лучше припрячь, Дьявол, – снова вздохнул Рагнер. – У тебя монашка в доме крутится, а у нашего отца Виттанда и за алебастровый череп можно погореть на костре…
– Госпожа Тиодо не заходит в мой кабинет и не интересуется моими изобретениями. Не подозревай ее ни в чем. Ее братец мне тоже не нравится, но он талантливый живописец, а она его нежно любит и слепа. Она вышивает целыми днями… дарит мне чудесную скатерть, а еще подушку…
– Ты молишься!
– Нет, просто закрываю глаза. Мне ничуть не сложно уронить лицо в руки, а ей – приятно.
– Вьён… – опять вздохнул Рагнер. – Хрен с ней, с верфью. Я вовсе не о городе сейчас тревожусь. Город я сделаю лучше, чем он был. Я о тебе сейчас. Живешь с незнакомцами в глухом лесу, да с дочкой и стариком… И я подсчитал, что более чем за полгода ты переложил в кошелек этому Адреами сто с лишним золотых монет! Золотых, Вьён, модник херов, монет! Не много ли тебе миниатюр?!
– А как еще ее удержать? – вздохнул и Вьён. – Иначе она с братом уплывет из моих коварных рук к святошам в монастырь. Из Ларгоса точно.
– Женись! Я тебя озолочу!
– Во-первых: мне твоего золота не нужно. Ты и так бываешь отвратителен, а быть тебе должным – нет уж, уволь! Во-вторых: госпожа Тиодо на самом деле крайне набожна. Она таскается каждую медиану и каждое благодаренье в храм Ларгоса, и если не на лошади, так пешком пойдет. И даже не упрекнет, а лишь поблагодарит за трудности и страдания, что ее очистили и осчастливили! А я… Я прекрасно понимаю, что средства на исходе, – и скоро она меня покинет… Наверно, опять поселюсь в питейных. И однажды, возвращаясь зимой, упаду с лошади, как мой брат, замерзну в сугробе, а найдут меня по весне…
– Щас заплачу, – зло проворчал Рагнер. – За сколько ты верфь продал?
– За двести золотых…
– За двести монет!!! – вскричал Рагнер. – За это ты продал старому коту право творить, что он захочет?! Он там пивную уже нацарапал! И удивительно еще, что не лупанар! А я бессилен! За жалких двести золотых ты продал ему его собственное маленькое королевство у ворот Ларгоса?!
– Я продал ему за двести рон десяток утлых домишек и пустырь! – тоже гневно ответил Вьён. – Если нет заказов – это всего лишь утлые домишки, пустырь и тысяча голодных мужиков с топорами, – вот, всё королевство! А заказов нет… Уже года два мы делали лишь лодки и брали суда на починку. Но я содержал аж тысячу плотников, хотя сам голодал! Нужно было их всех разогнать еще два года назад, как советовал Эккильсгог!
– Что же не разогнал?
– Это негуманно, – вздохнул Вьён
– Опять?! Вредная эта вещь, похоже, твое гумно-негумно! Нет, не буду я сжигать землеробов!
– И не надо… Ты лучше их всех освободи – вот это гуманно.
– Ага, и самому в поле пахать да сеять!
– В Сиренгидии нет землеробов вовсе – и этот край процветает!
– Торгаши потому что.
– Не только – еще у них есть банки. Много банков.
– Ростовщики небось! Еще позорнее! И довольно мне гумном зубы заговаривать. Как ты познакомился с портретистом Флекхосога и белой лилией?
– Белая лилия мне жизнь спасла… Я нахлестался, точно свинья, за день до Возрождения… Ну а что? Вдруг всё же Конец Света… Вообще, не понимаю, почему из-за этого Конца Света все еще вокруг не спились, как я. Чего терять? Проще говоря, я плохо помню, как всё было. Вышел из трактира на мороз, уж к утру дело было, думал, протрезвею немного перед дорогой, чтоб не свалиться с лошади по пути, как брат; пошел гулять по городу… А дальше мне сказали, что я поскользнулся, треснулся головой об лед… Очнулся уже у Флекхосога в доме. Он в то утро и заговорил о верфи – я, конечно, твердо отказался продавать. Сказал, что лучше сожгу… А потом внизу, в гостиной, узрел ее, всю такую чистую, добрую и нежную белую лилию. Именно она видела из окна, как я упал, как лежу один ночью – и никого нет рядом… Часа могло хватить, чтобы застыть на ветре с моря! Она меня голодным не отпустила, – пронзительно вздохнул Вьён, – накормила перед дорогой похлебкой… Знаешь, как давно никто не кормил меня похлебкой, кроме Димия? А он такой некрасивый…
– И чего она по ночам не спит, а в окошко смотрит?
– Молилась… Очередной Конец Света же приближался… Ну вот так, хлебая похлебку в кухне Флекхосога, я узнал, что портрет Ксаны уж готов, а она и ее брат собираются отбыть с первым кораблем в Брослос. В Возрождение я уже не пил – капли в рот не взял. Вместо этого вернулся, еле уговорил ее переехать ко мне – не Адреами, а она договаривается об оплате его труда. За ползолотого в день она согласилась немного пожить в глухом лесу, а я продал верфь… И сейчас ей очень неудобно меня разорять, но я из своего леса ее не отпускаю. Она взамен вышивает, дом привела в порядок, не шамкает опять же беззубым ртом и не ворчит, а Ирмине – пример добродетельной и ухоженной женщины перед глазами. Лилия ей платье новое сама сшила, волосы научила убирать… А то Димий так ее причесывал! О-о! – содрогнулся Вьён. – И другие тонкости женские поведала… Я-то думал Ирмина девочка еще…
– Меня лишь одно тревожит… Имя «Флекхосог» в твоей миленькой истории любви. Ладно… что теперь… И не мне тебя учить… Вьён, а хочешь честно заработать? Скоро в Ларгос придут за ягодой корабли. Надо их еще чем-то сюда заманивать, да круглый год заманивать. Давай ты сыра черного наделаешь, а я на него свое клеймо поставлю. Черный сыр, морской змей и Смерть веселая! Кто откажется такой сыр попробовать?
– Смерть веселая! Только если ты моим сыром никого не убьешь! Хотя бы не помышляешь это сразу…
– Отлично! Вари сыр, побыстрее и побольше! Четверть с дохода будет твоей.
– Четверть? – удивился Вьён. – Я сыр сварю – и мне четверть, а ты клеймо шлепнешь – и три четверти тебе!