Шендерович вновь почесал в области венка.
– Надоело тебе повторять, о трудолюбивый, но терпение мое безмерно. Короче, в Одессе я кто? Инженер паршивый, челнок недорезанный. А тут я кто? Царь Царей!
– Миша, опомнись! Ну какой ты царь? Разве цари шариками торгуют?
– Я был царь в изгнании, – Шендерович постепенно накалялся, – скрытый я был, ясно? Скрытый царь! Но ее, сущность царскую, надолго не спрячешь! Она проступает, ясно? Она как эта… порфира! Облекает она, вот! И вот я выступил в багрянце и блеске, грозный, как полки со знаменами, и пятою своею попрал врагов своих!
Что он несет? – в ужасе думал Гиви, чувствуя некоторую слабость в членах и радуясь, что сидит на подушках. Что он несет!
– Не кто иной, как я, уловил суккуба, сокрушающего мужей…
– Миша, опомнись, это ж Алка! Когда ты ее выпустишь, кстати? Ты ж обещал!
– Когда захочу, тогда и выпущу! Джинны убоялись лика моего и испарились по одному моему слову…
– Миша, послушай!
– Престол, – проговорил Шендерович, драматически воздевая руку, – вот он, престол, избравший достойного! Истребляющий недостойных! Он вознес меня на высоту, мне подобающую!
– Миша, это ж чистый трюк! Механика!
– Трюк? – Шендерович, казалось, увеличился в размерах. – Да как ты смеешь?! Да ты… Да ты попробуй взойди на него!
– И взойду!
– Да ни в жисть! Кишка тонка! Он знаешь что с самозванцами творит? Он фараонам ноги ломал!
– Да ложил я на твоих фараонов! – заорал Гиви и вскочил на ноги.
Он чувствовал себя пустым и легким, точно воздушный шарик Шендеровича, и с некоторым удивлением отметил, что его как-то само собой повлекло к вздымающимся серебряным ступеням.
Звери по бокам лестницы укоризненно таращились на него рубиновыми глазами, но Гиви уже было все равно.
Он ухватился за загривок льва с такой силой, словно намеревался приподнять бедное животное за шкирку и хорошенько встряхнуть. Лев ошеломленно поглядел на него и слегка отпрянул.
Рычажок, лихорадочно думал Гиви, рассеянно потрепав зверя за ушами, где-то тут должна быть пружина!
Рука скользила по гладкой поверхности.
Дубан соврал? Или эта штука как-то уж очень хитро спрятана?
Поймав укоризненный взгляд вола, Гиви размахнулся и свободной рукой врезал ему между рогами. Из металлической глотки вырвалось короткое мычание, вол вздернул голову и попятился, освобождая проход.
Гиви взлетел на ступеньку и смерил следующую пару – волка и ягненка – таким уничтожающим взглядом, что те поспешно расступились. Воздушный шарик неумолимо влекло вверх – Гиви чувствовал, как мощный поток подхватил его и несет, несет, несет по ступенькам.
Он опомнился только на вершине престола.
Горлица, слетевшая со спинки, возложила ему на голову венец, который был слегка великоват и съезжал на глаза.
Гиви выпростал голову из-под венца и осторожно огляделся.
Он восседал на престоле, который оказался неожиданно высоким. Снизу, с раскиданных подушек, на него смотрел маленький Шендерович.
Интересно, пронеслось в голове у Гиви, где же все-таки был этот самый рычажок? Или я так нажал на него, что и сам не заметил?
Он облизал пересохшие губы.
– Ну вот видишь, Миша, – сказал он как можно убедительней, – это же просто фокус! Трюк!
– Ты говоришь! – как-то очень неопределенно и каким-то совершенно не своим голосом откликнулся снизу Шендерович.
Сверху, над престолом, запели искусственные птицы.
Гиви вертел головой, пытаясь избавиться от дурацкого венца.
Шендерович медленно поднялся на ноги. Почему-то он все равно казался очень маленьким. Какое-то время он, задрав голову, молча глядел на Гиви, потом хлопнул в ладоши.
Дверь распахнулась, и в тронный зал ворвались обнаженные по пояс мамелюки с кривыми, опять же обнаженными саблями.
– Взять его! – велел Шендерович.
* * *
– Миша! – вновь завопил Гиви, причем голос его звучал из-под серебряного балдахина особенно гулко и внушительно. – Да что ты, Миша! Это же я, Гиви!
Мамелюки несколько неуверенно топтались у подножия трона.
Шендерович пожал плечами.
– Ты уж извини, друг, – сказал он, – но в Ираме должен быть только один царь!
– Да на фиг мне этот Ирам! Миша, я же только хотел…
– Взять его, – вновь махнул рукой Шендерович, – измена!
Один из мамелюков, самый, видимо, отважный, сделал неуверенный шаг, поставив ногу на первую ступень престола.
Раздался отвратительный, режущий уши скрежет.
Гиви съежился под балдахином.
Лев у первой ступени поднялся на дыбы и зарычал, распялив серебряную зубастую пасть, а вол как-то похабно вильнул задом и металлическим копытом въехал в коленную чашечку мамелюка. Тот покатился со ступеньки, подвывая и держась за разбитое колено.
Мамочка, ужаснулся Гиви, эта тварь таки сломала ему ногу!
Остальные мамелюки тоже завыли и начали подпрыгивать, сверкая зубами и саблями, но при этом не сходя с места.
– Миша, – вновь завопил Гиви с высоты престола, – да отзови же их!
Шендерович, нахмурившись, рассеянно обрывал лепестки роз на макушке.
– Как ты туда залез? – спросил он наконец вполне рассудительным тоном.
– Да понятия не имею! Отзови этих бандитов, Миша!
– Ладно! – Шендерович хлопнул в ладоши, и мамелюки с облегчением перегруппировались и застыли, выстроившись в две шеренги по бокам престола.
Ну и дела! – ошеломленно думал Гиви.
– Спускайся, – велел Шендерович.
– Миша, ты не рассердился? – опасливо спросил Гиви.
– Нет. Спускайся.
– Они меня не тронут?
– Не тронут, слезай.
– А ты меня не тронешь?
– Нет, если ты объяснишь, как туда залез.
Гиви понятия не имел, как он туда залез, но на всякий случай судорожно закивал.
– А…
– Да слезешь ты или нет? – возопил Шендерович, теряя терпение. – А то, учти, я сам поднимусь и спущу тебя по этим чертовым ступенькам!
– Ладно-ладно, – торопливо произнес Гиви и осторожно начал спускаться.
Звери благожелательно глядели на него рубиновыми глазами.
Шендерович наблюдал за ним, постепенно увеличиваясь в размерах.
Перспектива менялась – мамелюки, сверху такие безобидные, выстроились угрюмым частоколом; самому маленькому из них Гиви едва доставал макушкой до подбородка. Они не мигая глядели на Гиви налитыми кровью глазами. Гиви сжался и втянул голову в плечи, но от этого лучше себя не почувствовал.