Шендерович сверкнул глазами. Потом оглянулся на Дубана, поманил Гиви пальцем и, склонившись с седла, интимно произнес:
– Слушай, ты, романтик! Ты что, веришь в эти сказки? Ну какие джинны? Засели какие-то уроды в скалах, пускают пиротехнику, людей пугают. Этого шарика-тарика помнишь? Ну, дружки его какие-то тут окопались, вот и все…
– Никто, Миша, – твердо ответил Гиви, – никто в Ираме ни разу не сказал про Шарр-ат-Тарика, что он – джинн! Что мерзавец – говорили, что злодей – говорили. Но чтобы, извиняюсь, джинн? Уверяю тебя, они тут прекрасно разбираются, кто джинн, а кто – нет.
– Слушай, – сквозь зубы прошипел Шендерович, – помнишь, что сказал тот тип про гулей? Ежели ты в них веришь, они есть, ежели не веришь, нету… Очень правильная позиция, между прочим! Робкий ты, Гиви, вот в чем дело. Ладно, укороти повод своей судьбы и поехали. Вон Масрур уже добровольцев пригнал! Крепкие мужи, всадники ночи, трубящие зорю, – вот что сейчас потребно! Ибо нет лучше средства против нечисти, чем холодное железо в могучих руках. Давай, о Дубан, шевелись!
– Я предпочел бы остаться здесь, – с достоинством произнес Дубан.
– Ты с кем споришь? – удивился Шендерович. – С Царем Времен? Да не трясись ты, звездочет! Все будет путем! Выманим их наружу, и дело с концом!
– Прости меня за дерзкие слова, о повелитель, но твой покорный слуга позволит высказать сомнение… Просто крохотное сомнение… Насколько я знаю джиннов, в своих жилищах они неизмеримо сильны и истребят всякого, кто осмелится их потревожить.
– Тогда, – раздраженно произнес Шендерович, – если они истребляют свидетелей, да и являются лишь во мраке, откуда вы вообще знаете, что это именно джинны?
– А кто же это еще может быть, о повелитель? – удивился Дубан.
Шендерович сделал знак Масруру, который, крепкой рукой удерживая встревоженного жеребца, встал во главе отряда.
Гиви покосился на звездозаконника. Ему показалось, что тот озирает Шендеровича с холодным академическим интересом. Эх, думал Гиви, так и следит, когда Миша поскользнется…
Шендерович бок о бок с эмиром въехали в скальный проход. Гиви неохотно последовал за ними, направив мула так, что тот почти упирался мордой в белоснежный зад Ал-Багум. Заходящее солнце било всадникам в спину, но караванная тропа, вьющаяся в ущелье, терялась во мраке. Глубокие тени окрасили узкое боевое знамя в черный цвет.
За спиной у Гиви приглушенно шептались лучники и копейщики. Им было неуютно.
Под копытом Гивиного верблюда что-то хрустнуло. Гиви осторожно скосил глаза, ожидая увидеть, понятное дело, человеческие кости, выбеленные песком, однако мул наступил лишь на изящное чрево узкогорлого расписного кувшина. Из кувшина сочилась загустевшая жидкость с резким запахом. Мул чихнул, презрительно сморщив губу.
П-чш-чхи!!! – отозвалось эхо…
– Туда, – хриплым от скрываемого страха голосом произнес Масрур, – там укрылись проклятые!
– Интересно, – пробормотал Шендерович, озирая голые угрюмые скалы, – что они тут жрут? Питаются чем?
– Джинны? – удивился Масрур. – Питаются?
– Наверное, с караванов кормятся… Людей они едят, а, Дубан? Или нет?
Гиви осторожно потянул носом. Никакой застарелой органикой, неизбежной спутницей любой человеческой стоянки, тут не пахло. Пахло почему-то ржавым железом. Ветер, с неизменным постоянством дующий из расщелины, словно исходил из огромной раскаленной духовки с приржавевшими противнями…
– Разъяренный ифрит может сожрать сына Адама, – пояснил Дубан, – однако скорее для удовольствия, нежели по необходимости. Я полагаю, питаются они тонкой материей, навроде пламени, исходящего из той бездны…
– Тут есть бездна? – шепотом спросил Гиви.
– О да, – буднично отозвался Дубан – Там, за стеной…
– С языками пламени?
– О да… – В голосе Дубана прозвучала даже некоторая гордость за такую качественную бездну.
– И что там?
– Это неназываемо.
– А нам туда?
Звездозаконник проницательно взглянул на Гиви из-под мохнатых бровей.
– Ежели бы нам было туда, – сказал он, – то будь наш Царь Времен высотой с башню, а силой – с сотню ифритов, я, пожалуй, отказался бы следовать за ним, даже если бы он угрожал мне смертью за неповиновение. Нет, о визирь, длинные слепые тоннели ведут туда, в самое сердце гор. А караванная тропа все же хоть и проходит по местам темным и опасным, однако ж задевает их лишь самым краешком…
– А-а, – сказал Гиви, которого это объяснение скорее встревожило, нежели успокоило.
Ал-Багум вдруг фыркнула и попятилась.
– Ага! – сказал Шендерович.
Густая лиловая тень так резко пересекла путь, что казалось, тропа растворилась в чернильной луже. Скалы сомкнулись над головой, образовав свод… впереди чернел непроглядный мрак, намекая на темные дела, черную руку и вечную ночь…
Шендерович приподнялся в седле, поводя царственной головой из стороны в сторону.
– Эй! – крикнул он, сложив руки рупором. – Выходите! Я иду!
– Миша, – усомнился Гиви, – может, не надо так кричать? Это ж тебе не суккуб, причем один-одинешенек!
– А как ты их иначе выманишь? – высокомерно произнес Шендерович. – Эй, вы там! Отродья змеи! Ваш царь пришел!
– ХА-ХА, – гулко откликнулся мрак.
Воины за спиной у Гиви зашептались, кони хрипели, прижимая уши и выкатывая белки глаз.
– Повелитель… – неуверенно произнес эмир.
– Все в руках всемогущего рока, – безнадежно заметил Дубан, который, казалось, уже утратил способность волноваться.
Воины взвыли.
Из мрака вырастали призрачные фигуры.
Сначала Гиви принял их просто за фиолетовые пятна, какие начинают светиться в глазах, когда долго вглядываешься во тьму. Затем, к ужасу своему, он увидел, как бесформенные кляксы начали обретать очертания – гигантские, разбухшие руки и ноги, чудовищные головы, зеленоватый, лиловый, белесый свет переливался внутри призрачных тел, точно раствор в стеклянном сосуде.
Ал-Багум, вообще чуткая к сверхъестественным явлениям, заревела так, словно ее уже резали.
– Миш-ша… – прошептал Гиви.
– Ш-ша! – откликнулась пещера.
– Мама дорогая! – охнул Шендерович.
Джинны на глазах уплотнялись, на пустых лицах прочерчивались огненные пузыри глаз, отверзались рты, чудовищные руки отрастили сначала пальцы, а затем и когти…
– Миша, сделай же что-нибудь!
Сзади послышался удаляющийся топот сотни копыт. Каким чудом всадникам удалось развернуть лошадей в узком ущелье, для Гиви оставалось загадкой. Ал-Багум хрипела и слепо тыкалась в стены. Гивин мул безнадежно пытался встать на дыбы, а мул Дубана печально развесил уши – как и его хозяин, смирившись с неизбежным. Один лишь Масрур твердой рукой удерживал своего жеребца, с удил которого летели хлопья пены…