Сэм вздергивает бровь при виде каши, приготовленной из овса, но не сетует. Они по очереди едят, передавая кастрюльку с безвкусной кашей друг другу.
– Я опять думала о земле за океаном, – говорит Люси, когда они заканчивают с едой. – Что делает дом домом? Расскажи мне историю, чтобы я могла помечтать.
Если бы Люси была игроком, она бы поставила на то, что сейчас их сердца бьются в унисон.
– Там есть горы, – неуверенно говорит Сэм. – Они не похожи на эти горы. Там, куда едем мы, горы мягкие и зеленые, старые и наполненные туманом. Города вокруг гор обнесены низкими красными стенами.
Голос Сэм звучит все громче, все более переливисто. Словно в комнате, где раньше не было ни одного окна, кто-то прорубил сразу несколько. Как-то Анна показала Люси инструмент, присланный ее отцом. Трубу, один конец которой был тоненьким, а другой расцветал раструбом. По всей ее длине располагались клапаны и отверстия. Первая нота, которую выдула Люси, проскрежетала резко, словно тормозящий поезд. Но вторая – когда Анна сделала что-то с клапанами, очистила инструмент от пыли, – вторая нота получилась высокой, чистой и певучей. То же делает и голос Сэм. Он распускается.
– Они делают фонари из бумаги, а не из стекла. Поэтому свет на улицах всегда красноватый. Они сплетают волосы в длинные косички, даже мужчины. У них и бизоны есть, только их бизоны помельче, посмирнее и привычны к перевозке воды. У них и тигры есть. Такие же, как наши.
Когда Сэм говорит, она становится звонкой, мелодичной. Под пятилетним слоем мужественной грубоватости слышится ребенок.
– Почему ты скрываешь его? – говорит Люси.
Сэм кашляет. Тянет свою бандану. Говорит снова низким и хриплым голосом:
– Вот мой настоящий голос. Иначе мужчины не воспринимают меня серьезно.
– Ах, как жалко. Ты не должна была прятать себя – не все же мужчины такие, есть и хорошие…
– Хороших нет.
– А те мужчины, с которыми ты путешествовала? Ковбои, или искатели приключений, или житель гор, которого мы встретили?
– И не он. После того как узнал.
– Что?
– Он всего лишь делал то, что хотел сделать с тобой Чарльз. – Сэм пожимает плечами. – То, что мужчины делают с девушками. Больше я такой ошибки не совершу.
Люси помнит голод этого жителя гор. Его пронзительный взгляд, ощупывающий ее тело. Она прикасается к плечу Сэм. Но те окна, которые открылись, когда Сэм говорила о новой земле, уже захлопнулись. По телу Сэм проходит едва заметная дрожь, и Сэм пытается скрыть ее, вскакивая, чтобы убрать то, что осталось после завтрака.
– Это уже не имеет никакого значения, – говорит Сэм, со звоном ставя кастрюльку на камень. – Мы уезжаем далеко. Я все эти годы искала возможности обосноваться где-нибудь на территориях, и ни одно место меня не устроило. Не сразу я поняла почему. Я готова поселиться на земле, которая будет моей. Не там, где нам придется оглядываться через плечо, не на украденной земле, а на земле, которая не принадлежит ни бизонам, ни индейцам, которая не выпотрошена. Теперь мы поедем туда, где никто не станет оспаривать наше право покупать ее.
Сэм расстегивает несколько верхних пуговиц на своей красной рубашке. Ее узкая грудь перебинтована. Одним движением она достает кошелек. Вытряхивает из него содержимое.
Тайна Сэм, как и все их семейные тайны, – золото.
Здесь есть крупинки вроде той, которой Сэм расплатилась в Суитуотере. Два самородка размером с тот, что Люси нашла много лет назад. У Сэм более чем достаточно на два билета. Для большинства людей столько золота было бы огромной удачей. Люси отшатывается. Уж она-то знает, как оно на самом деле.
– Где ты это взяла, Сэм?
– Я тебе сказала: заработала.
Но они работали половину своей жизни. Их тела до сих пор носят отметины той работы. Мозоли, голубые угольные пятна. Боль. Вот, что они заработали за свои полжизни.
– Сэм, я знаю, мы договорились, никаких вопросов, но это… я должна знать.
Сэм отворачивается. Нет, не отворачивается – Сэм вздрагивает. Словно от удара. Дрожь, которая началась при упоминании жителя гор, не стихла. Несмотря на одежду, Сэм в этот момент больше, чем всегда, похожа на ма, эта грусть, скрытая под силой, подобна подземному потоку невидимой реки. Разве Люси своими вопросами и без того уже не принесла ей достаточно боли? Она прикусывает язык. Посмотреть на Сэм сейчас – Люси, при всем внушительном росте сестры, видит в ней одни уязвимости. Бандана, которая скрывает мягкое горло. Штаны с потайным карманом, рубашка, застегнутая на все пуговицы, невзирая на жару. Какой уязвимой кажется Сэм под своей одеждой!
И потому Люси решает замолчать. Когда они выходят в путь, руки Сэм больше не дрожат. Этот вопрос остается в прошлом, как и две другие могилы. Да и какая в сущности будет разница, когда эта земля останется далеко позади вместе с историей о том, как они покинули ее?
Золото
Запад в последний раз. Те же горы, тот же переход.
А потом холмы, холмы.
Они повторяют свой маршрут, только в обратном направлении. Перспективные участки, угольные шахты. Всё то же и всё другое, как и они – те же, но изменившиеся.
Старые старательские раскопки как язвы среди травы. Люси и Сэм перемещаются быстрее, чем в прошлый раз. Может быть, объясняется это тем, что они оставили позади, может быть, тем, что ноги у них стали длиннее. Может быть, потому что они спешат к месту своего назначения. Что делает дом домом? Кости, трава, небо, выгоревшее добела по краям от жары, – все это знакомо и в то же время нет, словно, пролистывая старую книгу, когда-то прочтенную, они обнаруживают, что страницы поменялись местами, цвета расплавлены солнцем и временем, сюжет запомнился неверно. И оттого рассвет каждым утром знаком и одновременно удивителен: дымящая шахта, городок размером с перекресток, двое мальчишек, слоняющихся без дела, белая кость, еще городок – в затвердевшей поверхности пепла следы тигриных лап, еще один перекресток с двумя девочками – одна высокая, другая поменьше ростом, задушенный ручеек, еще перекресток, курган в поющей траве, в котором, возможно, что-то захоронено, шахта, вокруг на разрытой земле выросли дикие цветы, еще один перекресток, еще один салун, еще одно утро, еще одна ночь, еще одна высокая луна, пот жжет их прищуренные глаза, еще один перекресток, новые сумерки с ветром, который шепчет что-то над неприметным курганом в плачущей траве, возможно, скрывающей что-то, еще один перекресток, еще один перекресток, еще один перекресток, золото, трава, трава, трава, золото, трава, золото…
Может быть, они передвигаются быстрее благодаря двум лошадям, которых крадет Сэм. Одну они называют Сестра, другую – Брат. Сэм заходит в факторию, потом покидает ее. Они проехали полдня, прежде чем Люси понимает: бумажник Сэм весит столько же, сколько и прежде.
– Они наши, – откликается Сэм на ветру. – Мы заплатили, сколько требовалось.