Если бы Сэм уезжала не одна. Если бы Люси не знала, что Сэм ей откажет. Она думает, не сказать ли ей об этом, но зависть, которую разбудил в ней Чарльз в саду, не отпускает ее. Люси говорит.
– Давай тогда поменяемся. Я останусь в твоих комнатах, а ты можешь бежать.
Анна слабо улыбается. Сморкается.
– Твои шутки так меня утешают. Я знаю – я говорю глупости. Наверняка это такие предсвадебные треволнения. А где, кстати, Чарльз?
– Я должна тебе кое-что сказать, – говорит Люси.
Она говорит. Об игорном притоне три года назад, о руках Чарльза и его предложениях. Она показывает отметину на своей руке. Она говорит тихо и скрывает некоторые факты – вроде того, что Чарльз поцеловал ее, застав врасплох, и она несколько мгновений отвечала ему, не смогла преодолеть желания. Она не хочет ранить подругу. Может быть, только немного поцарапать. Может быть, выпить немного крови, чтобы получить доказательство: в венах Анны есть не только золото.
Анна не воет, не охает, как делает это, когда слышит про тигра. На ее лбу появляется одна морщинка, потом лоб разглаживается.
– Я тебя прощаю, – говорит Анна.
Люси недоуменно смотрит на нее.
– Папа предупреждал меня, что ревность заставляет людей совершать странные поступки. Нет нужды рассказывать мне ложь про Чарльза. Моя сладкая, в нашей жизни останется немало места для тебя, после того как мы поженимся.
Во рту у Люси словно клейкая масса, она едва может говорить.
– Я не… Я не хочу…
– Кроме того, – говорит Анна и смеется своим журчащим беззаботным смехом. – Чего Чарльз может хотеть от тебя?
Люси чувствует вкус металла во рту. Она опять прикусывает себе язык.
Анна улыбается ей.
Люси может говорить, может кричать, может выплюнуть свой окровавленный язык на ковер, но Анна будет видеть только то, что хочет видеть. Анна, которая считает тигров домашними любимцами или убранством, чтобы вешать их, великолепных, со стеклянными глазами, на стену рядом с купчей, Анна, которая принижает землю, заявляя право владения на нее. Анна хочет, чтобы рядом с ней была кроткая Люси, третье место в их железнодорожном вагоне, Люси, которая пьет их шоколад, спит рядом с их кроватью и, может быть, даже позволяет Чарльзу пощекотать ее ночью. Анна хочет иметь некое домашнее существо, безобидное – тигры Анны отличаются от тигров Люси так же, как Чарльз Анны отличается от Чарльза Люси.
Анна правильно делает, что не принимает истории Люси. Она не опасается неприятностей со стороны Чарльза. Она неприкосновенная, защищена своим провожатым и золотом отца.
Люси делает шаг назад, еще шаг и еще, пока не прижимается к дверям гостиной. Она берется за дверную ручку.
– Успокойся, дорогая, – говорит Анна. – Злиться не на что.
Люси смотрит на себя. Белое льняное платье с высоким воротником, даже горло обхватывает, шнуровка сжимает ее ребра, чтобы развязать ее самой, без помощи, нужна добрая четверть часа. Но есть другой способ. Она заводит руку за спину, хватает ткань платья и дергает со всей силы.
Жемчужные пуговицы отрываются, мелодично ударяют по двери.
Люси выступает из погубленного платья. Из туфель на каблуке. Она стоит в дверях в сорочке, став на три дюйма ниже. Ей сразу же становится прохладнее, воздух не такой тяжелый; она как бы приглашает Анну посмотреть и увидеть: теперь она не такая же, теперь она не бледное отражение Анны. Люси какая она есть, босая, как в день своего появления в Суитуотере.
* * *
Вниз по лестнице и в сад. Ступни Люси ударяют по земле в ритм с сердцем.
Цветы бьют ее по щекам, она задыхается от пыльцы, пятипалые листья кустарника растрепывают ее волосы. Она больше никогда не станет их завивать. Лай, кричит она в пахучие заросли, окликая Сэм. Она желает всем этим растениям, чтобы их срезал ветер. Ей не хватает честности сухой травы.
Из темноты возникает дикое лицо. Потом Сэм моргает при виде босяцкого вида Люси.
– Ты изменила прическу? – спрашивает Сэм, прищурившись. – Тебе идет. Ты похожа на себя прежнюю.
Прежде Люси злилась. Теперь она слышит в словах то, что хочет донести до нее Сэм – комплимент. Ее пробирает дрожь, она слышит шуршание.
– Ты не видела Чарльза?
– Мы поболтали. Он убежал. Я устала от этого места. Мы можем уйти?
Люси, преодолевая себя, спрашивает.
– Ты не хочешь… попрощаться с Анной?
– Не очень. – Сэм отходит в сторону, ее голос звучит сквозь листву. – Я думала, она будет интереснее, с таким-то богатством. Она дьявольски скучна.
Люси смеется так, что спотыкается и находит руку Сэм. Она опирается на эту руку, на эту крепкую спину, а ее смех капельками слюны разбрызгивается на красную рубашку Сэм. Было время, они, сидя на спине Нелли, вот так же прижавшись друг к другу, повидали полмира. Сэм настороженно спрашивает:
– Что такого смешного?
– Ты знаешь, – вполголоса говорит Люси, – она хочет обрезать когти тигру.
– Идиотка, – фыркает Сэм. – Я думаю, ей нравится быть проклятой на семь поколений. Что это за место? Они разве не знают…
– …историй? Ни одной. Давай вернемся – в мое общежитие.
Она чуть было не сказала «ко мне домой».
Ветер
По дороге назад Сэм останавливается у безлюдной городской колонки. Обычные толпы уже рассеялись, никто не нажимает на скрипучую ручку. Струя воды. Сэм, подставив кулак под струю, издает шипящий звук, выдувая воздух между зубов. Темное пятно на костяшках пальцев Сэм понемногу сходит на нет.
Цвет – определить цвет в темноте невозможно. Люси прикасается к пятну меньшего размера высоко на рукаве Сэм. Она подносит влажные пальцы к носу и нюхает, резко втягивая носом воздух.
Это кровь.
– Не моя, – успокаивает ее Сэм. – Я только раскровянила ему нос.
– Ты сказала, что поболтала с Чарльзом.
– Он говорил про тебя гадости. Я защищала тебя. – Сэм поднимает подбородок. – Я правильно поступила.
– Ты не можешь… – начинает Люси. Но Сэм сделала это. Сэм, которая не подчиняется правилам мира, а подчиняет их себе. Сэм появилась в городе и стала невозможным тигром. – Надеюсь, ты сломала ему нос.
Сэм не отшатывается от этих безобразных слов. Она только говорит:
– И он тебе никакой не друг. Каким бы богатым и красивым он ни был.
– Я знаю, – отвечает Люси слабым голосом.
– Надеюсь, другие твои друзья поумнее.
– Можешь об этом не беспокоиться.
Люси, выбившаяся из сил, садится на влажную плитку. Влага поднимается по ее сорочке. Она вытягивает ноги, ложится на спину, прижимает руку к глазам. Она скорее чувствует, чем видит, как Сэм нагибается, замирает, потом тоже ложится. На некоторое время воцаряется тишина.