Желание - читать онлайн книгу. Автор: Трейси Вульфф cтр.№ 143

– Я начинаю по-настоящему ненавидеть это место, – говорю я, сжав кулаки.

– А ведь ты не находишься здесь еще и двадцати четырех часов. Подумай, как чувствуем себя мы, сидящие в этой тюрьме.

– Да, мне бы хотелось это узнать. Если ты находишься в этой тюрьме всю свою жизнь, то откуда у тебя новоорлеанский акцент? – Я поворачиваю голову и смотрю на него. Он лежит, согнув ноги в коленях, перекинув одну ногу через другую и положив на нее книгу. – Ты действительно никогда не выходил за пределы этих стен?

Сперва он не отвечает, но потом вздыхает и говорит:

– Меня воспитали здешние тюремщики и люди в Яме. Большинство из них из Нового Орлеана, вот мне и передался их акцент.

– Я даже представить себе не могу…

Хадсон кричит – снова и снова. Это страшно, потому что звуков он почти не издает. Хотя его рот широко раскрыт, из него раздается только страдальческий шепот, такой жуткий, что холод пробирает меня до костей.

Я подхожу к нему. Я не могу не подойти к нему, когда он выглядит как сейчас, когда с ним происходит такое. Он все еще в отключке, но, когда я глажу его по голове, он хватает мою руку и держит ее, продолжая кричать. Его вид надрывает мне сердце, и я опускаюсь на колени и другой рукой касаюсь его щеки, волос, глажу его руку, его плечо.

В конце концов он перестает кричать, но не перестает сжимать мою руку. И я остаюсь с ним, глядя, как его лицо то и дело искажает ужас, чувствуя каждое подергивание его тела, слыша каждый его безмолвный крик.

Это самые долгие полтора часа в моей жизни, даже хуже, чем когда я была привязана к жертвенному алтарю и ожидала смерти. Смотреть на страдания Хадсона, Флинта и Колдер – это самое худшее из того, что когда-либо происходило со мной. А ведь я лишь смотрю на них. Каково же сейчас им самим?

Хадсон стонет, и я склоняюсь над ним, шепчу, что я здесь, рядом, что все будет хорошо, но я не знаю, правда ли это. Я бы забрала его боль, если бы могла, я была бы готова переживать смерть Зевьера хоть тысячу раз, если бы так можно было избавить Хадсона от мучений. Но я не могу этого сделать и поэтому делаю то единственное, что мне доступно – сижу рядом, держа его руку и молясь, чтобы это скорее закончилось.

И в конце концов красные огоньки гаснут.

Светящиеся точки на стене становятся зелеными.

Ресницы Хадсона начинают подрагивать, и он открывает глаза.

Я еще никогда не испытывала такого облегчения при виде человека, приходящего в себя. Пока он не смотрит на меня и не шепчет:

– Я не достоин выйти из этой тюрьмы.

– О Хадсон. – Я тянусь к нему, но он отворачивается и сворачивается в клубок, словно пытаясь защититься, закрыться. Но от чего? От Каземата… или от меня?

Но с какой стати ему защищаться от меня? Однако всякий раз, когда я пытаюсь дотронуться до него, он вздрагивает, как будто не может вынести моего прикосновения. Что пугает меня донельзя, ведь у нас с Хадсоном никогда не было такой проблемы. Обычно он не может дождаться, когда я коснусь его.

Но сейчас он дрожит, словно в ознобе. Я хочу подойти к нему, хочу прижать его к себе, согреть – но боюсь того, что может случиться, если я попытаюсь притронуться к нему. Потому что всякий раз, когда я пытаюсь приблизиться к нему, он сжимается. Его бьет такая дрожь, что я ничего не могу поделать – особенно когда у него начинают стучать зубы.

Не зная, что еще можно сделать, я возвращаюсь к своей койке и сдергиваю с нее тонкое одеяло. Этого недостаточно, но это все же лучше, чем ничего. Я укрываю им Хадсона поверх простыни и одеяла, которыми он уже накрыт. Мне ужасно хочется подоткнуть эти одеяла, но я сдерживаю себя. Он уже слетел с катушек, и я не хочу делать ничего такого, от чего ему могло бы стать хуже.

Меня так мутит, будто камера до сих пор продолжает вращаться, и мне начинает казаться, что меня сейчас вырвет. Я делаю пару глубоких вдохов, вдыхая через нос и плотно закрыв рот, чтобы меня не стошнило. Но когда Флинт кричит и так резко дергается, что падает с койки на пол, понимаю, что у меня ничего не выйдет.

Я бегу в санузел, где меня выворачивает наизнанку, после чего меня несколько раз сотрясают сухие рвотные спазмы. Я знаю, Реми сказал, что Каземат – это скверно – это говорили и он, и Колдер, – но такого я не ожидала.

Не ожидала, потому что как Хадсон, так и Флинт, похоже, были более чем готовы пройти через ад – и выйти из него, отпуская шутки. И вдруг теперь с ними происходит такое.

На меня снова нападает тошнота. Когда она наконец проходит, я заставляю себя встать и почистить зубы одной из новеньких зубных щеток, которые передали через дыру в полу вместе с едой.

Затем я заставляю себя сполоснуть лицо и делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Зеркала здесь нет, но оно мне не нужно, я и так знаю, как выгляжу сейчас. Потные волосы, мертвенно-бледная кожа, округлившиеся глаза, под которыми темнеют фиолетовые тени.

Я чувствую себя так, будто по мне пробежало стадо разъяренных слонов, за которым последовали полдюжины городских автобусов и пара тяжелых фур. А ведь мне даже не пришлось проходить через Каземат.

Я выхожу из санузла, хотя мне и не хочется выходить, и подхожу к Флинту, который уже очнулся, но все еще лежит на полу, скорчившись в позе эмбриона. Я помогаю ему лечь обратно на койку, хотя он и отшатывается от меня. И смотрит на меня глазами, в которых стоит ужас.

Позаботившись о Флинте, я смотрю на Колдер и понимаю, что Реми, видимо, занялся ей, когда я была в санузле. Она тоже лежит под одеялом, и, хотя в отличие от Хадсона и Флинта она лежит не в позе эмбриона, ее руки сжаты в кулаки, а рот широко раскрыт в безмолвном крике.

Я опять поворачиваюсь к Хадсону. В отличие от Флинта и Колдер, он все еще бодрствует. Хуже того, он прижимается к изголовью кровати, когда видит, что я приближаюсь к нему – как будто хочет отодвинуться от меня как можно дальше. Это задевает меня, но я ведь понятия не имею, что он выстрадал в Каземате. Я не имею права судить его – или чувствовать себя задетой – из-за того, что он не желает моей близости. Или хуже того, боится меня.

Какое-то время я стою у изножья его койки, пытаясь решить, что делать. Он явно нуждается в утешении – куда больше, чем можно себе представить, – но он ясно дал мне понять, что не хочет, чтобы это утешение исходило от меня.

В конце концов я возвращаюсь к своей койке и сажусь на ее середину. Затем подтягиваю колени к груди и готовлюсь к нескончаемой ночи. Вскоре Колдер испускает гортанный крик, и Флинт переворачивается и трясущимися руками зажимает уши.

– Это происходит опять? – спрашиваю я Реми и слышу звучащий в моем голосе страх.

Но Реми качает головой.

– Нет. Но такое бывает всегда. Пройдя через Каземат, Колдер может спать до десяти часов.