Желание - читать онлайн книгу. Автор: Трейси Вульфф cтр.№ 140

– У нас хватит духу, – заверяет его Хадсон. – А какой вред они могут нанести нам за одну ночь?

– О, это не физические пытки, – поясняет Колдер. – Каземат не трогает ни одного волоса на твоей голове. Но под конец вы будете молить о пощаде. – Она убирает свой лак для ногтей, подтягивает колени к груди и начинает раскачиваться.

– А что именно делает с тобой этот Каземат? – спрашиваю я, боясь услышать ответ.

– Он заставляет тебя переживать худшие твои поступки снова и снова, пока не удостоверится, что ты искупил вину. Это продолжается дни, месяцы, годы. – Лицо Реми мрачно. – Люди сходят от этого с ума – иногда в первую же ночь, иногда через несколько месяцев. Все зависит от человека.

– И от его преступлений, – напоминает ему Колдер.

– И от его преступлений, – соглашается Реми. – Так что думаю, вам надо будет спросить себя: что представляют собой самые дурные поступки, которые вы совершали?

Вопрос Реми повисает в воздухе и, кажется, продолжает висеть целую вечность, становясь все больше, пока я не чувствую, что только о нем и могу думать. Как и любой из нас.

Первым начинает двигаться Флинт. Встав, он принимается ходить взад и вперед, и по его лицу видно, что он сам не свой.

Лицо Хадсона остается невозмутимым, он и бровью не ведет, но я держу его за руку и чувствую, что он дрожит.

Я пытаюсь заглянуть ему в глаза, но он смотрит прямо перед собой, и я знаю – он снова и снова возвращается мыслями к дням и неделям в Кэтмире перед тем, как Джексон убил его. Я знаю, что тогда он считал, что поступает правильно, но также знаю, как он теперь страдает от своих ошибок. И мысль о том, что эта тюрьма будет сыпать соль на его раны каждую ночь, кажется мне невероятно жестокой.

– А что, если ты не хочешь играть? – отрывисто спрашиваю я. – Что, если ты не хочешь рисковать нарваться на Каземат?

– Тюрьма не совсем уж жестока, – отвечает Реми. – В таком случае ты просто выпадаешь из прокручивания барабана с пулей. И остаешься на месте. Ты можешь не попадать в Яму хоть полгода. Или год. Или вообще сколько угодно долго. Но если ты не пытаешься искупить свою вину в Каземате…

– То у тебя не будет возможности выйти отсюда, – договариваю я.

– Вот именно.

– Фантастика, – ворчит Флинт, продолжая ходить взад и вперед все с тем же напряженным лицом.

– Итак, мы уже знаем, что у нас недостаточно ядовитых цветов, чтобы вытащить отсюда всех, и нам надо ждать шесть дней, прежде чем мы сможем добраться до кузнеца, – проговариваю я имеющуюся у нас информацию, чтобы можно было составить план действий – и чтобы избежать стресса по поводу моих собственных «преступлений»! Хотя я не пользовалась даром убеждения, чтобы вынуждать людей убивать друг друга, но я могла бы более решительно противостоять стремлению Джексона схватиться с Неубиваемым Зверем, и тогда Зевьер бы не погиб. Мне не хочется даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы переживать это заново.

Но если мы это сделаем, мне придется пережить это вновь. Пока тюрьма не решит, что я искупила свои прегрешения в достаточной мере для того, чтобы отпустить меня… или пока мы сами не отыщем способ выбраться из нее.

Как и сказал Флинт, это фантастика.

– Спрашиваю из любопытства, – говорю я, вспоминая все, что сказали мне Реми и Колдер. – Каковы шансы на то, что через шесть дней мы доберемся до Ямы и тюрьма решит, что мы искупили наши грехи, и просто отпустит нас?

– Ноль, – отвечают они одновременно.

– В самом деле? Даже если мы будем оказываться в этом Каземате каждую ночь? Тюрьма все равно не отпустит нас?

– Мы не сможем попадать в Каземат каждую ночь, – говорит Реми. – Так не бывает. Я как-то слышал, как один из тюремщиков говорил, что прежде любой арестант мог получать Каземат или делать паузу по желанию. Однако шли века, и тюрьма переполнилась, так что теперь мы играем в эту русскую рулетку, чтобы определить, кому Каземат достанется в эту ночь. И я не знаю, в этом ли дело или просто в том, что эта гребаная тюрьма изначально устроена таким образом, но искупление грехов – это туфта. За семнадцать лет, что я здесь нахожусь, я ни разу не видел, чтобы здешние пытки исправили хоть кого-то из заключенных.

Это пугающая мысль, и я вижу, что это осознают все.

В конце концов возникшее молчание прерывает Колдер.

– К тому же, если бы мы получали Каземат каждую ночь… Никто не может выдержать то, что делает Каземат – особенно если это происходит без перерыва.

– Значит, мы не попадем туда все шесть раз, – говорю я, пытаясь изобразить оптимизм. – Но мы же можем сделать это два или три раза, не так ли?

– Даже одного такого раза хватит на всю жизнь, – отвечает Колдер, и голос ее звучит… безжизненно. Как будто она тоже сама не своя и пытается что-то с этим сделать.

– Но, кажется, Реми сказал, что вы двое попадаете туда раз в месяц, он вроде бы назвал это ходкой? – спрашиваю я.

– Так оно и есть, – подтверждает Реми и подмигивает Колдер. – Как же иначе. Больше всего Колдер нравится лак для ногтей.

Я хочу спросить, не нюхает ли она его, потому что кто же по доброй воле предпочтет пытки их отсутствию? Но тут у меня екает сердце. Не оказывается ли «пауза», о которой толковал Реми, еще хуже, чем Каземат?

Моя тревога выходит из-под контроля. Во мне нарастает паника, и я нагибаюсь, начинаю разуваться, но затем понимаю, что прикосновение гладкого холодного металлического пола к моим ногам никак не поможет успокоиться.

Я не могу набрать в легкие воздух, не могу думать. Надо бы попытаться назвать предметы в комнате, но вокруг ничего нет, и все здесь устроено как раз таким образом, чтобы вызывать у меня острейшую тревогу. Я стискиваю простыню, комкаю ее в руках и пытаюсь сосредоточиться на текстуре ткани. Но она тонкая, и я только еще острее осознаю, что мы находимся в тюрьме.

Я начинаю считать в обратном порядке, мое сердце бьется так, будто вот-вот разорвется, но тут ко мне подсаживается Хадсон, касается моей руки, чтобы вернуть меня к реальности… к себе.

Пару минут мне приходится нелегко, но он словно инстинктивно знает, что надо делать, чтобы мне стало лучше. Он не торопит меня, не пытается со мной говорить, а просто остается рядом. И в конце концов я снова обретаю способность дышать.

– Прости, – говорю я ему, когда наконец прихожу в норму.

Его смех мрачен, и слушать его тяжело.

– Не извиняйся передо мной. Ни за это и ни за что вообще. – Он качает головой, и на его челюсти начинают ходить желваки. – Поверить не могу, что это я сотворил такое.

– Это не ты, – пылко шепчу я. – Я сама так решила. У нас есть план…

– Ты решила отправиться сюда, потому что альтернатива была не лучше. Это не свободный выбор!