Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 93

В субботу он приехал в Оран и попросил комиссара, чтобы Шарли привели в кабинет в наручниках, а пока просмотрел полицейское досье. Он почти не сомневался, что это дело рук банды, пусть и не очень опасной, не слишком изобретательной, однако за ней уже числилось несколько краж со взломом. Два сообщника Шарли, хоть и несовершеннолетние, уже имели судимости по аналогичным преступлениям. Шарли увидел Франка, и его лицо просветлело.

– Хорошо, что ты смог приехать.

– Извини, но я ничего не могу для тебя сделать. Факты неоспоримы, владелец магазина подал заявление, двое твоих друзей уже в камере, и они утверждают, что это ты открыл им дверь и что вы торгуете краденым на базаре. Назови мне хотя бы одну вескую причину, по которой я должен тебе помогать.

Шарли посмотрел на него и ухмыльнулся:

– Потому что я тебе нравлюсь, разве нет?

– Послушай меня внимательно, Шарли. Ты ведь сильно рискуешь. Отношения между двумя людьми построены на доверии, и, если я перестану тебе доверять, ты будешь сидеть в тюрьме или в исправительном учреждении до самого совершеннолетия. А если ты перестанешь доверять мне, я ничем не смогу тебе помочь, понимаешь? Доверие должно быть взаимным. Я хочу знать о тебе правду. Подумай сам: есть ли у меня серьезная причина вытаскивать тебя из каталажки?

Шарли опустил голову и призадумался.

– Хочешь знать правду? Я никому не доверяю, даже тебе, но придется все рассказать, чтобы выйти отсюда. Честно говоря, я жутко боюсь тюрьмы… Меня зовут Шарли Хаджади, моя семья родом из Буиры в Кабилии; мой отец, Юнес, был капралом во французской армии, мы жили в казарме Саида. Моя мать, Мишель, родом из Константины, у моих двух старших братьев и сестры французские имена, я – младший, мне двенадцать с половиной лет, с самого рождения у меня были проблемы со здоровьем, поэтому я такой худой, и моя мать звала меня глистой. Когда кончилась война, отец ждал, что его репатриируют во Францию. Он до последнего момента продолжал надеяться, не мог поверить, что французы не приедут за нами, бросят нас, ведь де Голль – человек чести. А ты еще спрашиваешь, почему я ненавижу французов! После объявления независимости мой отец и его товарищи решили перебраться в Тунис; мы поехали на автобусе вместе с другими семьями харки. На границе нас арестовали солдаты алжирской армии: они до смерти забили саперными лопатками двоих харки, а нас отвезли в Бухаджар, недалеко от тунисской границы; там они забрали мужчин и заставили их пройти первыми по минным полям – да-да, они использовали их для разминирования. Мы видели, как медленно они шли, а тем, кто останавливался, стреляли в спину; то и дело гремел взрыв, и поднималось облако дыма. В тот день погибли оба моих брата и отец. Солдаты изнасиловали и зарезали мою мать и сестру, как и других женщин и девушек, а оставшихся мужчин несколько дней страшно пытали. Алжирцы, глядя на это, радовались. Меня и еще четверых детей спас фермер, которому были нужны рабочие руки на поле. Он много месяцев использовал нас как рабов, но мне удалось сбежать. Вот почему я ненавижу и алжирцев тоже и при первой же возможности сбегу из этой проклятой страны. Можешь все проверить, если не веришь мне.

* * *

В жизни наступает такой момент, когда друзья начинают исчезать один за другим по серьезным или случайным причинам, а то и без всяких причин; Игорь радовался, что ему повезло найти такого товарища, как Илья, – заботливого и душевного, к тому же имеющего в запасе множество интересных историй; он приглашал его на дружеские вечеринки и праздничные ужины, говоря: «Ты не имеешь права отказываться, Ольга настаивает, а ты кто такой, чтобы отказывать моей жене?» Илья звал его к себе в пятницу вечером или в субботу днем, а Игорь, с тех пор как Мишель и Леонид вернулись во Францию, в выходные дни действительно чувствовал себя заброшенным. Какое это было счастье – после изнурительных будней в больнице вновь обрести русских друзей, слушать русскую речь; в такие минуты ему словно возвращали кусочек родины, но только с израильским солнцем в придачу. Конечно, возникали некоторые неудобства – например, Илья настаивал, чтобы он присутствовал на религиозных службах; чаще всего Игорю удавалось уклониться, но во время больших праздников он был вынужден уступать, чтобы не обидеть Илью.

– Я говорил тебе, что не особенно религиозен, и остался таким здесь, потому что это страна евреев, а не тех, кто проповедует иудаизм.

– Но это одно и то же! – воскликнул Илья. – Мы приехали сюда, потому что наш народ преследовали, потому что мы иудеи.

Ольга ухитрялась приглашать из Хайфы и окрестностей по очереди всех одиноких русских женщин – разведенных и овдовевших, знакомила их с Игорем и сажала рядом с ним за стол, расхваливая каждую из сторон.

– Знаешь, Ольга, я не собираюсь снова жениться, мне и так хорошо. В моем возрасте поздно заводить семью. У меня есть подруга в Тель-Авиве: мы видимся с ней время от времени, когда она приезжает навещать свою семью.

– Игорь, ты ничего не понял, тебе нужна не женщина, а русская жена. Вот увидишь: до конца года ты женишься и еще будешь меня благодарить.

В больнице «Рамбам» двоих врачей перевели в военный госпиталь, пришлось искать им замену. Игоря попросили дежурить по выходным, и он был вынужден согласиться, потому что еще не получил официального подтверждения своей врачебной квалификации. Пришел конец пятничным ужинам и субботним обедам. Он работал как каторжный, по семьдесят два часа в неделю; возвращался домой без сил, принимал душ и ложился спать, а утром снова уходил в больницу на целые сутки. В начале марта ему предоставили неделю отдыха.

Илья пришел в «их» ресторан с одним из своих друзей – это был мужчина лет пятидесяти, с квадратным лицом и высоким лбом, в ладно скроенном темном костюме и галстуке из светлого шелка; он назвался Ноа. Три месяца назад они как-то обедали вместе с ним, но тогда он за весь вечер не раскрыл рта и во время разговора только молча кивал и загадочно улыбался. На этот раз трапеза проходила оживленнее, а Ноа был разговорчивее.

– Вы работаете вместе с Ильей? – поинтересовался Игорь.

– Я работаю на правительство, – ответил Ноа.

– Он хочет кое о чем спросить тебя, – сказал Илья. – Послушай его внимательно.

Ноа допил свой бокал, нерешительно повертел в пальцах сигарету и помолчал, словно подыскивая слова:

– Я родился в Литве и тридцать лет назад, перед войной, эмигрировал в Израиль со своей женой и другими прибалтами; мы построили собственный кибуц на берегу Тивериадского озера. Жизнь была трудная, приходилось бороться за выживание. С тех пор многое изменилось. И многое еще изменится. Я задам вам вопрос: вы знаете, сколько жителей сейчас в этой стране?

– Два с половиной миллиона, так нам сказали в ульпане.

– А каково население четырех арабских стран, которые нас окружают и хотят уничтожить?

– Точно не знаю.

– В двадцать раз больше. Это чудо, что такая маленькая страна смогла дважды победить армии Египта, Иордании, Ливана и Сирии, которые насчитывают более пятидесяти миллионов жителей. Но так не может длиться вечно. Рано или поздно наступит новая война, и всего нашего мужества окажется недостаточно; враги нас сокрушат. Единственный шанс на спасение – ускорить иммиграцию евреев из диаспоры; мы должны любой ценой увеличить нашу численность. Вы следите за моей мыслью? Хорошо… Мы тут обсуждали этот вопрос с Ильей и подумали о вас.