Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 141

Он продолжил путь через хвойный лес; по дороге там и сям виднелись деревенские дома; он подобрал палку, и с ней идти стало легче; он шел энергичным шагом, жадно вдыхая прозрачный, чистый воздух. Через два часа дорога повернула: он поднял голову и увидел на холме, возвышавшемся над лесом, собор в византийском стиле – Белогорский монастырь с позолоченным куполом на монументальном белом барабане и тремя также позолоченными куполами-луковками поменьше, сверкавшими в солнечных лучах.

По мере того как Павел поднимался на холм, стук молотков и грохот компрессоров звучали все громче; его обгоняли грузовики со строительными материалами: досками, песком, мешками цемента; подбегавшие рабочие быстро разгружали машины. Бригадир что-то громко кричал, стараясь перекрыть шум. Архимандрит Василий так тепло принял Павла, словно они были давным-давно знакомы; он провел его по монастырю, еще хранившему следы последних исторических потрясений. Здание, заброшенное после революции и расправы над монахами, а в тридцатые годы превращенное в дом инвалидов, постепенно пришло в упадок. В 1980 году пожар уничтожил деревянный каркас, и собор рухнул. Через десять лет Пермская епархия решила восстановить его; задача казалась настолько неподъемной, что восемь монахов, поселившихся там, приступили к работе в полной уверенности, что не увидят завершения стройки. Однако спустя несколько лет собор был реконструирован, в часовнях зазвонили девять новых колоколов, десятиметровый крест с наклонной поперечной перекладиной, установленный в 1901 году в честь Николая Первого, снова был водружен на купол, но понадобились еще годы, чтобы закончить эту грандиозную стройку.

– Простите, отец мой, произошло недоразумение: я ищу покой и отрешенность.

– Меня предупредили, сын мой, – ты поселишься в ските, где сможешь молиться, размышлять и искать Бога. Но это не подвижничество, не добровольная тюрьма, не терапия – можно спрятаться от всего мира, но не от себя.

Скит стоял среди густого леса в двадцати километрах западнее Белогорского монастыря. На одной из обширных прогалин, окруженной ольхой, рябиной и старыми березами, лесорубы когда-то построили деревянную хижину, обмазали ее глиной, смешанной с соломой, и сделали навес для хранения хвороста и дров. Если не считать кровати, сколоченной из грубых досок, покрытой соломенным тюфяком, которая стояла у окна без занавесок, и печи напротив двери, в этой лачуге был только шаткий квадратный стол с кувшином, табурет и полка с двумя иконами: Николая Чудотворца и Воздвижения Креста Господня. На столе лежала широкополая шляпа пчеловода с защитной сеткой. Павел задался вопросом, зачем она здесь нужна: поблизости он не заметил ульев.

На километры вокруг ни одной дороги с твердым покрытием; чтобы добраться сюда, нужно было идти по тропинке, которая тянулась вдоль реки, затем свернуть в сторону и углубиться в лес. А потом идти еще добрых четыре часа – да и то при условии, что нет ни дождя, ни снегопада. Послушник Степан, который сопровождал Павла и нес сумку с провизией и свечами, выглядел испуганным.

– Это такой бескрайний лес, что, если сойти с дороги, сразу заблудишься. Что вы будете делать, когда ляжет снег? Иногда он покрывает землю на целый метр высотой, и даже дикие звери не могут добраться до древесной коры. Зимой, когда ветер дует с севера, температура по ночам опускается до минус тридцати. Я буду приносить вам еду раз в неделю, по понедельникам, но как быть, когда начнутся дожди и будут лить целыми днями, без перерыва? А когда начнет таять снег, дороги превратятся в болото, в котором вязнешь по колено, и я не смогу до вас добраться – где вы найдете пропитание? Лучше вам вернуться в монастырь, никто вам слова не скажет.

– Прежний отшельник провел здесь одиннадцать лет. Как он выжил? Верно, полагался на милость Божию?

Павел привык к дождю и сырости, пробиравшей до костей; к морозу, который сковывал все его члены; к темноте, благодаря которой он не чувствовал голод так остро в те дни, когда Степан не мог вовремя пополнить запасы еды. Тогда он устраивал скудную трапезу раз в день, пересчитывая сухари, которых становилось все меньше; поднимался с утренней зарей и ложился с вечерней, даже если не мог заснуть до поздней ночи. Он отказался от козы, приведенной послушником, чтобы у него всегда было свежее молоко, и послушник увел ее обратно.

В первое время Павел проводил дни за чтением священных книг, полученных от архимандрита, но иногда его внимание рассеивалось; он каждое утро открывал эти книги, заставляя себя вникнуть в них, постичь их тайный смысл, извлечь истину, но проходил какой-нибудь час, и его взгляд начинал блуждать по кронам деревьев. В таком созерцании он пребывал до наступления темноты, к вящему любопытству рябчиков, которые, обнаружив его присутствие, принимали его за чучело – так же, как белые куропатки и тетерева.

Павлу удавалось поститься через день, но иногда его мучила жажда. Степан показал ему, как собирать по весне березовый сок, надрезав кору и подставив под струйку кружку. Павлу понравился этот сладковатый напиток, и он старался не сразу глотать его, а подольше держать во рту. В ноябре выпал снег. Ветви лиственницы окутал пухлый белоснежный покров, как на рождественской открытке. С каждым днем он становился все толще. Степан передал Павлу послание архимандрита, который призывал его вернуться на зиму в монастырь.

– Это приказ?

– Он беспокоится о вашем здоровье. Зима нынче слишком уж суровая.

Павел коченел от холода, несмотря на то что укутывался в два одеяла, а в печке постоянно горел огонь. Он садился к нему лицом и протягивал руки, рискуя обжечь их, или поджаривал на огне ломоть хлеба, а потом медленно его жевал. Однажды январской ночью он услышал рядом со скитом тоскливый волчий вой, от которого у него кровь застыла в жилах; как-то в феврале раздались удары в дверь и какие-то странные хриплые звуки; Павел насторожился, ему показалось, что он слышит чье-то дыхание, но, возможно, этот звук издавали дрова в печи. Утром он опасливо приоткрыл дверь и увидел, что снег перед скитом утоптан, а в лес ведут следы медвежьих лап. Баранки кончились, хлебная буханка размокла, все было съедено до последней крошки. Теперь он постился поневоле. Так прошло четыре дня. Вставая с кровати, он не мог унять дрожь в ногах, голова кружилась; ему чудились тарелки, полные дымящейся еды. Павел подумал, что его ждет голодная смерть; он достал прозрачный конвертик с клевером-четырехлистником, зажал его губами, и ему наконец-то удалось заснуть. Его разбудил медведь – хитрый медведь, который пытался его обмануть, мерно ударяя лапой в дверь. Потом наступила угрожающая тишина, нарушаемая лишь воем метели. Под окном Павел обнаружил килограммовую буханку хлеба. Это не было чудом: на снегу появилась узкая траншея, ведущая из леса к хижине, а перед крыльцом виднелись следы сапог. Неужели Степан отважился прийти в такой мороз? Или его спас четырехлистник? Теперь каждую неделю Павел находил на подоконнике за окном буханку ржаного бородинского хлеба, но человек, его кормивший, больше не стучался в дверь, словно не хотел мешать его уединению. Каждый раз, выходя из скита, Павел оглядывал поляну и думал о том, что он – часть этого вечного, сурового покоя.