Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 140

Мы все братья, братья мои.

Брат Павел покидал монастырь очень редко, лишь в тех случаях, когда игумен давал ему поручения в городе, находившемся в трех километрах от монастыря: забрать товары в магазине, исполнить какую-нибудь формальность или кого-то встретить на вокзале. В зависимости от задачи он добирался до нужного места на велосипеде или на машине. Он никогда не задерживался в городе, не смотрел ни на витрины магазинов, ни на журналы, разложенные за стеклом газетного киоска, и выполнял свою миссию так, словно по-прежнему находился на монастырской территории; его всегда удивляло поведение горожан – мужчин и женщин, – которые почтительно склоняли голову, когда он проходил мимо. Однажды на почте в Сергиевом Посаде он встал в очередь, чтобы получить бандероль, но стоящие впереди сразу расступились, чтобы пропустить его к окошку, и тут он узнал одного из них – мастера, работавшего с ним в джинсовом цеху, с которым у него тогда сложились дружеские отношения. Проходя мимо, Павел кивнул ему, но рабочий его не признал: этот монах в черной рясе, с длинными волосами и густой седеющей бородой, был совсем другим человеком.

На Рождество, Пасху и некоторые другие из двенадцати главных церковных праздников тридцать монахов и послушников Черниговского монастыря присоединялись к крестному ходу Троице-Сергиевой лавры. Они выходили в пять часов утра в любую погоду, чтобы вместе с другими священниками лавры присутствовать на Божественной литургии, которая начиналась в половине седьмого. Даже самые невосприимчивые к красоте и самые пресыщенные среди них не могли остаться равнодушными к картине, словно пришедшей из Средних веков, которая возникла на крепостных стенах лавры и простиралась на два километра, в окружении рвов и башен, вынырнувших из утреннего тумана. Над стенами возвышались десятки разноцветных, серебряных и золотых куполов двух соборов, шести церквей и трех часовен, не говоря уже о прекрасном дворце, превращенном в храм, и об огромной голубой колокольне с часами. Монахи останавливались, утратив дар речи, потрясенные этим невероятным зрелищем, находя в нем новое подтверждение своей веры и доказательство существования Бога, вдохновившего на создание этого чуда. Они присоединялись к толпе, которая теснилась у ограды и сразу расступалась, чтобы пропустить их: тысячи верующих стекались на литургию в малый храм Троицы со слегка наклоненными наружу белыми стенами, за которыми хранятся глубоко почитаемые мощи Сергия Радонежского и фрески, поражающие воображение. Стоя среди священников и монахов, заполнявших собор, Павел в течение четырех часов пел, прикрыв глаза, молебен Богородице, читал псалмы, литании; его голос, смешиваясь с другими голосами, возносил благодарение Господу. Пение действовало как наркотик, евхаристический канон возносил их высоко над сводами, и благодаря этим священным молитвам, в которых они забывали самое себя, к ним сходило осознание, что Господь признает их своими детьми.

На исходе шестого года отец Павел был вызван к игумену, который поставил ему на вид, что тот пропустил вечернюю Божественную литургию. Павел объяснил, что ремонтные работы, которыми он руководит, теперь невозможны без его постоянного присутствия. Некоторые из них – например, заливку и разглаживание бетонных плит – прерывать нельзя, необходимо завершить операцию до того, как бетон «схватится». «Никаких оправданий не принимаю, ты здесь – чтобы служить Господу, а не отрекаться от Него».

Павел опустил голову, попросил прощения и организовал работу так, чтобы можно было без его участия выравнивать и облицовывать небольшие участки. Но и во время службы его все время отвлекали мысли о стройке, например: можно ли хорошо выровнять поверхность рядом с дверными коробками или места перехода будут бросаться в глаза? Его смутило, что он позволил нечистым мыслям завладеть им посреди службы, и он покаялся в этом на исповеди. Игумен предположил, что причиной тому стало утомление. Павел согласился: «Да, возможно». Несмотря на все усилия сосредоточиться, мысли Франка во время вечерни блуждали где-то далеко; он механически повторял слова молитвы, но сердцем был не здесь; и ночью, пытаясь понять, почему же больше не чувствует воодушевления, пришел к выводу, что бесконечные молитвы наскучили ему; трепет, испытываемый им от причащения, пропал, а от первоначального энтузиазма осталась только привычка. Это открытие испугало его, а потом он сказал себе: «У меня просто накопилась усталость; то же самое рано или поздно наступает в браке; я должен взять себя в руки, найти смысл в любви, которая привела меня сюда».

Павел попросил, чтобы его освободили от строительных работ, и полностью посвятил себя саду и обучению послушников, но среди этих молодых людей, просветленных и верующих, он еще острее чувствовал свое разочарование и задавался вопросом, не до́лжно ли ему покинуть монастырь. Он рассказал о своих сомнениях игумену; тот обсудил этот вопрос с митрополитом лавры, который вызвал Павла, уделив ему время для беседы. Павел признался: «Я не нашел то, что искал».

Митрополит спросил, живет ли еще Бог в его сердце, или он желает освободиться от своих обетов и вернуться в мир. Павел размышлял очень долго – митрополит уже подумал, что тот не расслышал вопрос, – а затем ответил:

– Я сын Божий и повсюду ищу свет.

– Ты так и не открекся от гордыни, тебе предстоит еще долгий путь. Тот, кто ищет Господа, не отрекаясь от себя полностью, не найдет Его, ибо Он один живет в нашем сердце. Тебе нужно подчиниться Его воле; посылаю тебя в далекий монастырь, где нужны трудолюбивые монахи. Там ты окажешься наедине с самим собой и сможешь обрести истинную веру.

* * *

Павел с некоторой тревогой покинул Черниговский монастырь, где провел семь лет. Он так и не свыкся с однообразием дней, это существование теперь казалось пустым и бесполезным, и ему больше не хотелось притворяться, будто Бог наполняет его жизнь. Надежды обернулись разочарованием, а может, он сам погубил все предоставленные ему возможности. Он чувствовал себя как потерявшийся ребенок. Перед отъездом все монахи приходили к нему, один за другим; оказалось, что он ушел в монастырь раньше их всех; они по-братски целовали его и обещали за него молиться.

Павел вернулся в Москву, ужаснулся буйству столичной жизни и на транссибирском экспрессе отправился в Пермь. Впереди его ждали полторы тысячи километров долгого путешествия на Урал, во время которого он пытался навести порядок в мыслях: разумно ли в другом месте снова начинать то, в чем он потерпел неудачу? Ему казалось, что он стоит перед непреодолимой стеной, и, однако, он не желал отрекаться от своих обетов, как предлагал ему митрополит. Все его вещи уместились в рюкзаке; он в сотый раз перечел тот отрывок в книге Базена, где будущий отец-траппист едет открывать тогда еще неизвестную страну Марокко и отрекается от суетного мира, чтобы найти смысл своей жизни: «Мой выбор прост: одиночество, постоянство, тишина».

Второй поезд довез Павла до Кунгура. Он спросил дорогу в Белогорский монастырь у парней, которые курили на скамейке у выхода из вокзала, они расхохотались: «Да отсюда еще километров пятьдесят пилить!» Он пошел в указанном направлении; по дороге его окликнул молодой парень на грязном, поцарапанном мотоцикле «Минск-125» красного цвета и предложил подвезти, сказав: «Батюшка, монастырь далеко, вы можете сбиться с дороги, а мне на работу только через час». Павел сел на заднее сиденье, и мотоцикл тронулся. Молодой человек говорил, не умолкая, но его заглушал треск выхлопной трубы. Павел ничего не слышал из того, что парень рассказывал, – он пытался справиться с рясой, которая развевалась на ветру. На выезде из села Калинино водитель остановился и выключил зажигание: «Мне надо развернуться и ехать на работу, а вам осталось несколько километров, благословите меня, святой отец». Впервые в жизни Павла просили о благословлении; после некоторого колебания он перекрестил ему лоб: «Иди с миром, сын мой, и не езди так быстро». Парень хотел поцеловать ему руку, но Павел ее отдернул.