Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 139

* * *

Нескончаемый снег заваливал Москву сугробами, стирая границы между тротуарами и проезжей частью. Через два дня после Богоявления Франк и отец Борис приехали в Богородице-Смоленский монастырь, относившийся к Московской епархии и более известный как Новодевичий. Там их принял митрополит Сергий.

Франк признался, что он крещеный католик, что он решил отречься от мира и принять монашеский постриг, чтобы приблизиться к Богу.

– Это трудный путь, сын мой, ты будешь ходить в послушниках три долгих года учебы и работы, прежде чем удостоишься пострига. Правда, ты волен покинуть монастырь в любой момент, и я сам могу отослать тебя, если сочту нужным. Здесь испытывают новообращенных, чтобы понять, искренне ли они стремятся быть ведомыми по пути Господа. В праздник Входа Господня в Иерусалим я совершу твое помазание, назначу тебе духовного отца, ты получишь рясу, клобук и вервицу ^[229]. Тебе предстоит участвовать во всех службах и таинствах, исповедоваться каждую неделю, блюсти целомудрие, жить в бедности, проявлять абсолютное смирение и слепое послушание; оно очистит твою душу перед Господом и станет смыслом твоего существования, второй натурой; ты должен отдаться ему без остатка, ибо послушание есть свобода и только через него мы обретаем Дух Святой.

Франк считал, что его решение окончательно, что оно лишит его возможности вернуться в мир людей; он отдастся служению душой и телом, не ожидая конца трехлетнего испытательного срока. Решив полностью порвать с прошлым, он раздарил соседям все вещи, что скопились за годы у него в квартире, – одежду, мебель, книги и прочее – со словами: «Друзья мои, возьмите то, что нужно вам и вашим родственникам, а я больше ни в чем не нуждаюсь». Через десять минут все исчезло, и Франк отдал ключи хозяину. Затем он снял со счета все свои сбережения и отдал их отцу Борису на ремонт храма. От своей прошлой жизни он сохранил только одежду, что была на нем, смену белья да книгу Базена об отце Фуко. Открыв бумажник, он разорвал ставшие ненужными документы. Решил было выбросить и четырехлистный клевер в прозрачном конвертике, но передумал – не потому, что считал его талисманом – тот никак не помог ему в жизни, – но потому, что клевер подарил отец в трудную минуту, тридцать один год назад. Эту последнюю ниточку Франк рвать не хотел, руководствуясь той иррациональной логикой мысли, которая иногда присуща человеку, что, пока он хранит клевер, отцовская любовь будет его оберегать.

На следующее утро после помазания послушник Франк был отправлен в Черниговский монастырь на севере Москвы, который три года назад вернули Троице-Сергиевой лавре. Монастырские постройки находились в плачевном состоянии, фрески в полуразвалившейся церкви сбиты, скиты осели и покосились. Франк ничего не знал о той жизни, которая его ожидала, и был приятно удивлен сочетанием простоты, уединения, свободы, которая здесь предоставлялась каждому, и товарищеского духа между монахами. Ему нравилась его семиметровая келья со спартанской обстановкой, и он чувствовал себя как дома в этой тихой обители.

Назначенный ему старец Виталий принес книги: «Божественную литургию Иоанна Златоуста» и «Введение в Божественную литургию». Вечером он объяснил, как применять его наставления в повседневной жизни. Франк взял в привычку вставать в четыре утра и слушать стоя и натощак утреннюю службу. Еще два часа – даже в дождь или снег – он занимался садом, подметал аллеи, мыл коридоры, вооружившись шваброй и тряпкой, или шел на кухню, где чистил картошку, морковь; но большую часть дня он работал каменщиком, маляром или плотником.

Старец скоро убедился, что Франк не жалеет сил на тяжелых работах, и определил его в маленькую бригаду, которая рыла траншею, чтобы восстановить дренажную и ливневую систему. Отец Виталий научил Франка бороться с одолевавшими его нечистыми и темными мыслями: «Чем ближе ты к Богу, тем яростнее бьется Сатана за свою собственность: он использует гнусные средства, чтобы развратить тебя и подвергнуть всем искушениям, – это жестокая, мучительная и непрерывная борьба». Отец Виталий привел его на путь самоотречения, отказа от своей воли, дал духовные ключи к достижению праведной жизни в молитве и созерцании. Франк любил эти многочасовые службы, эти проникновенные песнопения, от которых душа стремится ввысь, и они плавно текли из горла, как божественная река, и сливались в гармоническом унисоне.

На исходе третьего года митрополит Троице-Сергиевой лавры вызвал Франка к себе.

– Скажи, сын мой, если ты все так же крепок в своем желании, что для тебя означает монашество?

Брат Виталий не подготовил его к этому вопросу. Франк ответил:

– Монашество – это состояние ума или, лучше сказать, сердца.

Через три года жизни в Черниговском монастыре, после второй вечерни Вознесения, Франк дал монашеский обет нестяжания, целомудрия и послушания. Он принял постриг от митрополита в присутствии всей братии и отца Бориса. Митрополит нарек его Павлом, и в эту минуту прежний Франк умер, навсегда исчезнув из памяти людей. К нему не сразу пришла мысль о совпадении. Но вечером, в тиши своей монастырской кельи, он вдруг подумал об этом, и его охватила дрожь. По немыслимой случайности он получил отцовское имя ^[230]. Это было священным совпадением. И он увидел в нем счастливое предзнаменование новой жизни, потому что его отец был хорошим человеком. Бесконечные блуждания и несчастья закончились, Франк нашел свой путь. Он взял клевер-четырехлистник, осмотрел и его и подумал: «В конечном счете этот цветочек принес мне удачу». Франк долго не мог привыкнуть к новому имени. Когда его так называли, он реагировал с опозданием: «Ах да, это же я!» Его невнимательность некоторые расценивали как гордыню, но Франк и не думал оправдываться. Никто никогда так и не понял, почему брату Павлу так трудно привыкнуть к новому имени.

«Мое имя Павел».

Он изменился. Материальный мир с его каждодневным торгом больше не влиял на него, был ему неинтересен; он жаждал прийти к тому состоянию, когда наконец будет в гармонии с самим собой, когда его перестанет грызть неудовлетворенность от пустоты существования. Однообразие дней и дел, нескончаемые службы, утомительная повторяемость торжественных церемоний, казавшаяся ему бессмысленной, усталость от строительных работ, упадок сил – все это его не тревожило, не подрывало его энтузиазм, потому что брат Виталий объяснил ему, что эти назойливые повторения необходимы – они постепенно приведут его к состоянию чистого созерцания: «Утомительные молитвы питают твой дух, как вода питает влагой растение». Павел безоговорочно подчинялся и находил в этом смирении, в этом послушании неведомое до сих пор блаженство. В своей прошлой жизни он пытался быть идеальным человеком, не марать рук, действовать так, чтобы его поступки соответствовали его идеям, но безуспешно. В монастыре он начал новую жизнь с прежней решимостью: работал до седьмого пота, на пределе физических сил, вел себя смиренно, подчинялся предписаниям, ни на секунду не подвергая их сомнению, и это слепое повиновение полностью удовлетворяло его. Расставшись со своими прошлыми убеждениями, отказавшись от высокомерия, самоуверенности, здешние монахи представляли собой неразрывное единство, каждый был и неповторим, и похож на других, как органы и части тела. Отныне этот дух отречения от земных благ, это стремление быть частью других, как они были частью его, Павел принимал с радостью.