– Естественно, здесь Кафка никого не интересует. Он писал на немецком – языке оккупантов и правящего класса, а не простого люда. Его книги, изданные в Берлине, не переводились на чешский, если не считать второстепенных публикаций в специализированных журналах. Чехи не изучают его в средней школе. В «Замке» или «Процессе» нет ни одной детали, указывающей на то, что действие происходит в Праге; точно так же оно может происходить в Эдинбурге или Вене, и, однако, он страстно любил этот город. Кафку вывели из забвения Сартр и Камю, которые видели в нем предтечу экзистенциализма, а в его творчестве – манифест абсурда. Хотя чешский менталитет больше склонен к юмору и иронии и воплощен в «Бравом солдате Швейке». Тем не менее чехи, как и французы, слышали о Кафке, и если ты подготовишь экскурсию по Старе-Место
[226], где он жил, у туристов создастся впечатление, что их просветили.
Мишель позвонил атташе по культуре французского посольства и рассказал ему о проблеме Павла. Когда вечером они вернулись в отель, на стойке администратора их ждала записка с адресом Йозефа Каплана. Тот теперь жил не в семейных апартаментах на улице Капрова, а в Градчанах, в старом доме на холме. «Сегодня уже поздно», – сказал Павел. На следующее утро он нашел другие предлоги, чтобы ничего не предпринимать: объявил, что зря приехал в эту туманную страну, думая воскресить прошлое, что нас вечно подводит сентиментальность и он предпочел бы вернуться в Париж. Мишель предложил проводить его к Каплану, но Павел отказался: «Оставь меня в покое, иди делай свои снимки». Улицы побелели под тонким слоем снега. Павел начал брюзжать, опасаясь сломать ногу: «Может, я выберусь позже, если погода улучшится». Наконец он решился и вышел из гостиницы; добрел до Вацлавской площади, обессиленный, постоял пять минут и повернул обратно.
А Мишель с Анной отправились в Старый город на поиски неизвестного Кафки. Дом, где он родился, стоял недалеко от церкви Святого Николая, на пересечении улиц Майселова и Капрова, но никакой таблички на нем не было. Мишель спрашивал по-французски и по-английски прохожих, людей, входящих в дом и выходящих из него, но никто ничего не знал, так же как и в соседнем доме, где родились три сестры писателя, погибшие впоследствии в концлагере. Три квартиры, которые Кафка занимал в течение своей короткой жизни, находились в одном квартале, но ни одна табличка об этом не сообщала; не нашли они его следов и в кафе Арко, которое он посещал вместе с Максом Бродом
[227] и где познакомился с Миленой Есенской – любовью всей его жизни и переводчицей нескольких его произведений на чешский язык.
– Жаль, что здесь он никому не интересен, – сказала Анна, – по-моему, романы у него захватывающие. Когда я их читаю, то просто не могу оторваться, мне даже становится не по себе, и возникает ощущение, что ему тоже было плохо, когда он это писал. Пойдем выпьем чаю, я должна кое-что тебе сказать.
Они сели за столик в прокуренном кафе; Мишель заказал пиво; Анна понурилась, у нее был странный вид.
– Итак, Анна, я слушаю.
Она внезапно выпрямилась, нахмурила брови. Мишель снова подумал: «Как же она похожа на Сесиль!»
– Я беременна! Не смотри на меня так.
– Я просто этого не ожидал. Рад за тебя. И за Луиджи тоже.
– Я ему ничего не сказала. Потому что не знаю, чей это ребенок – его или Антуана. И потом, я еще не решила, сохраню ли его. Он расстраивает все мои планы: я не чувствую в себе готовности остепениться и создать семью – хочу жить и путешествовать, а не нянчиться с младенцем. Когда я смотрю на подруг, меня не тянет им подражать. Камилла ничего не знает, это должно остаться между нами. И расскажи мне о моей матери.
– Разве я не предлагал тебе? И ты всегда отказывалась слушать.
– Тогда было не время. Но у меня не осталось никаких воспоминаний о ней. Не то чтобы мне ее не хватало, мои родители – это вы, конечно… Почему она меня бросила?
Мишель тяжело вздохнул, закрыл глаза, вызывая воспоминания тридцатилетней давности…
– Есть то, что я знаю, и то, что предполагаю… Отношения между Франком и Сесиль всегда были бурными; она – восхитительная женщина, он – убежденный коммунист, а потому и решил пойти в армию, не дожидаясь призыва. А потом вдруг, в конце шестьдесят первого года, дезертировал, и мы долго не могли понять почему. Причина крылась в одной темной истории. Оказывается, он влюбился в алжирку. Когда она забеременела, Франк хотел дезертировать и уехать вместе с ней; его попытались задержать, но он застрелил офицера и с этой минуты стал беглым преступником. Попав в Париж, он снова встретился с Сесиль, они помирились, решили уехать из Франции и жить вместе; возможно, Франк даже в это верил, но в последний момент, так и не предупредив Сесиль о разрыве, просто бросил ее и скрылся. Я думаю, из-за той женщины, которую он не хотел оставлять одну с ребенком. Конечно, Сесиль была потрясена. А когда погиб ее обожаемый брат Пьер – за несколько дней до окончания войны в Алжире, – это оказалось последней каплей, добило ее окончательно. И она исчезла. Четыре года спустя твоя мать появилась и привела тебя – а я и не знал, что она родила ребенка от Франка; она хотела, чтобы ты пожила у меня какое-то время, я совершенно растерялся, а когда собрался с мыслями, она уже ушла.
– Она меня не любила?
– Ее жизнь разрушило предательство Франка, Сесиль возненавидела его, а ты стала живым напоминанием об этой поруганной любви. Она не смогла справиться со своим гневом и горем.
– Ты ее видел после этого?
Мишель помолчал, прежде чем ответить.
– Да, через несколько лет она уехала на Кубу искать твоего отца, убежденная, что он живет там, но не нашла его. Ей выпала нелегкая жизнь. Твоя мать заботилась о тебе, любила тебя… по-своему, не надо винить ее, ей не дали выбора.
– А мой отец – ты знаешь, где он сейчас?
– Он бесследно исчез, нам о нем ничего не известно.
Павел очень боялся поскользнуться и сломать ногу, поэтому раздобыл трость. Подойдя к дому Йозефа Каплана на улице Споркова, он стал его ждать и прождал до самого вечера, несмотря на холод, дождь и густой туман. Время от времени он садился на скамейку у дома, и, уткнувшись подбородком в трость, любовался панорамой замершего города. И тут он увидел Йозефа. Все такой же статный, несмотря на свои восемьдесят лет, тот шел прямо к нему. Йозеф крепко обнял Павла. Он рассказал, что Тереза скончалась год назад:
– Мы прожили вместе почти тридцать лет, поскольку оба оказались одиноки, но это произошло много позже твоего отъезда. Я взял на себя заботу о Людвике, он потом женился на Елене – ты помнишь мою дочку, ей было три года, когда ты уехал? А сколько было Людвику в ту пору?
– Пять лет.