Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 134

Конечно, сложно.

На следующий день начальник объявил Анне, что у него возникла блестящая идея распространить их деятельность на Чехословакию; он предложил ей подумать о двух-трех турах будущим летом и выделил небольшой бюджет на подготовку. Анна навела справки в парижском консульстве Чехословакии, которое могло быстро оформить ей визу, но из-за того, что у Павла Цибульки не было французского паспорта, начались сложности. Павла лишили гражданства в 1954 году, но он отказался просить гражданство во Франции.

Из принципа.

Некоторое время он надеялся уехать к брату в Соединенные Штаты, но его просьбы систематически отклонялись: американская администрация считала его партийным бонзой. Павел оказался человеком без гражданства, и, чтобы выдать ему визу, консул должен был послать запрос в Прагу, а это заняло бы несколько недель. Коллега Анны, вернувшаяся из Варшавы, рассказывала, что без всякой визы въехала в Либерец, пересекла всю страну и выехала из Розвадова, так что границы на поверку оказались дырявыми. Анна попросила у Мишеля одолжить ей машину, на аренду у нее не было денег.

– Это невозможно, машина нужна мне, чтобы перевозить оборудование.

– Ты мог бы как-нибудь выкрутиться, – сказала Камилла, которая всегда поддерживала Анну. – Взять такси, например.

В эту ночь Мишель заснул с трудом; интуиция подсказала ему, где сейчас его место: концерты Милен Фармер – это, конечно, хорошо, но открыть для себя Прагу вместе с Анной и Павлом, увидеть воочию, как происходит мирная революция, было бы куда интереснее. Утром он позвонил Филиппу Моржу и изложил ему свою идею репортажа:

– Значит, так: после тридцати восьми лет изгнания чех возвращается в Прагу. Но это не простой чех, а бывший посол, соратник Клементиса и Слански, которых повесили; ему удалось спастись в последний момент, но при этом он потерял все: положение, семью, друзей – и с тех пор еле сводит концы с концами во Франции; он хочет, чтобы я поехал с ним, я буду идти за ним след в след, сделаю несколько хороших снимков а-ля «возвращение в родные пенаты». Ты обязательно найдешь на это покупателя, а мне подыщешь замену, ладно?

Мишель, Павел и Анна уехали на следующий день. Труднее всего оказалось закрыть багажник «Пежо-504», потому что Павел не желал отказываться от двух огромных чемоданов, как, впрочем, и говорить об их содержимом, а Мишель вез громоздкую фотоаппаратуру. Во время поездки Павел молчал, полностью погрузившись в свои мысли, – невозможно было вытянуть из него больше двух слов подряд; Анна не переносила запах табака в машине, но он все-таки закурил сигарету – «только одну-единственную!» – и приоткрыл окно, чтобы выпустить дым. Мишель поставил кассету с Simple Minds ^[221], но Павел с гневом отверг «концерт для кастрюль»; тогда Мишель нашел на волне «Франс мюзик» «Богему» Пуччини; Павел слушал ее с восторгом и даже подпевал «Che gelida manina» и «O soave fanciulla» ^[222]. Мишель и Анна обменялись через зеркало заднего вида понимающими улыбками, и он подумал: «Невероятно, как же она похожа на Сесиль!»

Вечером они сделали остановку в Меце. За ужином Анна спросила у Павла, как он считает: его страна перейдет к капитализму или начнут строить «социализм с человеческим лицом», который проповедовал Дубчек во время Пражской весны?

– Анна, ты смеешься? Или ты слишком молода, чтобы понять. Социализм с человеческим лицом существует только в ущербном воображении коммунистов, которые не нашли другого способа продавать свои байки: все о нем говорят, но никто никогда не видел и не увидит. Это как эликсир молодости или Лох-несское чудовище. Ловушка для простаков.

– Однако ты сам верил в него и был убежденным коммунистом, – заметил Мишель.

– Это правда, но теперь мне кажется, что мы пытались совместить несовместимое. В реальной жизни это невозможно. Анна, ты не будешь доедать фламбэ? ^[223]

Анна протянула ему свою тарелку с пирогом, к которому едва прикоснулась.

– В конце концов, я мало что о тебе знаю, Павел, разве лишь то, что ты чех и всю жизнь пишешь исследование о Брест-Литовском мире.

– То, чем я занимаюсь, мало кого волновало. Пожалуй, только Леонида и Мишеля, но они никогда не задавали мне вопросов. Временами я оглядываюсь назад и вижу движущиеся тени, как в немом кино. Когда в пятьдесят первом году за мной пришли (я тогда работал в нашем посольстве в Софии), мне удалось бежать. Я был женат на Терезе – замечательной женщине, единственной, кого я знал по-настоящему и которая любила меня от всего сердца; она преподавала литературу и отличалась не только лучезарной красотой, но и сильным характером, общительностью; любила смеяться, танцевать и петь. Я говорю в прошедшем времени, потому что не знаю, что с ней стало; тогда она находилась в Праге, и я не успел ее предупредить; я не рискнул связаться с ней, чтобы не навредить, и она тоже ни разу не дала о себе знать. Нашу жизнь разрушили, мне пришлось оплакать женщину, которую я любил до безумия; мне казалось, будто меня похоронили заживо и я кричу в гробу. Думаю, она развелась, отреклась от меня – это было почти обязательно, чтобы избежать ареста и начать новую жизнь. Ничего я не знаю и о Людвике, нашем сыне, которому исполнилось пять лет, когда мне пришлось бежать. Постарайся понять, Анна: если бы мне не удалось в тот день исчезнуть, меня повесили бы, как Слански, Клементиса и других. Я часто думал, что это не самый скверный исход, потому что жить, не зная, что со мной произошло, наверно, было для них еще хуже. А я вместе с ними потерял половину себя. Все, на что я надеюсь сегодня, это найти и обнять Терезу и Людвика, вымолить у них прощение.

Павел грустно улыбнулся, допил красное вино и, подозвав официантку, попросил ее разогреть тарт фламбэ.

– Я не успел тебе рассказать, что собираюсь делать репортаж о твоем возвращении в Прагу, о том, как ты разыскиваешь жену и сына и, надеюсь, снова обретаешь семью.

– Ты шутишь, Мишель? Даже не думай, еще чего не хватало!

Они продолжили путь рано утром. После Нюрнберга ехали молча, опасаясь, что их остановят и отправят обратно. На германо-чешской границе во Франкенройте они оказались в шестнадцать часов. Машины проезжали редко, в этом направлении очередь не успевала скапливаться, и шлагбаум был поднят; два чешских пограничника сидели на плетеных стульях по обе стороны дороги, покуривая и болтая; машины замедляли ход, чехи разглядывали пассажиров через стекло, потом делали знак рукой «проезжайте» – так Анна, Мишель и Павел оказались по ту сторону границы.

Через три километра они миновали Розвадов, сонный чешский городок, и продолжили путь на Пльзень, минуя сосновые леса и холмы. Туман поднимался с земли, скрывая деревья, дорогу, заволакивая похожие друг на друга деревни с уродливыми бетонными постройками и крытыми железом свинарниками. Была уже глубокая ночь, когда сельская местность закончилась; Мишель ехал медленно, в ожидании дорожного указателя; пригород казался совершенно безлюдным, словно покинутым своими обитателями.