Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 125

Зарубежные газеты прислали в Москву репортеров, те связались с протестующими, которые решили продолжать борьбу, и услышали следующее::

– Они хотят заткнуть нам рот, чтобы мы смирились, но мы не дадим им передышки, будем протестовать при каждой возможности, будем все их действия предавать огласке, которой они так боятся.

Двадцать восьмого апреля 1979 года во время посещения президентом Валери Жискар д’Эстеном Красной площади десять отказников пришли туда с плакатами, чтобы привлечь внимание к своему положению, но не успели они их развернуть, как на них набросился целый милицейский полк, смутьянов быстро затолкали в машины, а официальная церемония продолжилась, словно ничего не случилось. При каждом визите иностранного президента или премьер-министра, на каждом спортивном мероприятии появлялась горстка отказников, размахивающих своим смехотворным оружием. Они протестовали, кричали; их избивали, давали им сроки, но они выходили на улицы и начинали снова: «Нам нечего терять, у нас все отняли: работу, дом, будущее. Осталась только одна надежда – уехать, а ее не отнимут».

* * *

Шарли видел фотографии Рима в журнале, но не обратил на них внимания; черно-белые снимки плохо передавали масштаб и перспективу. Однако, приехав туда с Розеттой, мальчик был поражен необъятностью площадей и множеством церквей – практически на каждом перекрестке – с барельефами и вычурными украшениями на фасадах, с многочисленными скульптурами в нишах или на карнизах. От уличной сутолоки у него закружилась голова; поток машин, рычащие мотороллеры, шныряющие между ними; беспорядочные гудки клаксонов – все это оглушало его. Теперь Алжир казался ему сонным провинциальным городком.

Но больше всего его поразили древние обелиски, на которые никто не обращал внимания: они выглядели так, словно город когда-то был захвачен египтянами. Розетта на время стала гидом и рассказывала ему о событиях, происходивших на этих улочках в течение многих столетий, о преступлениях и вековой вражде знатных римских семей. Прохлада и тишина церковных нефов давали им передышку. Шарли путал имена святых, над его головой было так много фресок с падшими ангелами; он чувствовал себя беспомощным перед этим изобилием персонажей и фантасмагорией красок. Он предпочитал сокровища ризниц: вычурные распятия из слоновой кости, дароносицы из перегородчатой эмали, мраморные драпировки на статуях, похожие на ткань, – вся эта роскошь завораживала. Трагизм Пьеты ^[212] потряс его; стойкость мучеников (это ли не доказательство Божественной любви?!) вызывала восхищение. Страх исчезал, плоть не чувствовала боли, кровь переставала течь, они с надеждой смотрели на небо. Однажды утром Розетта повела его на Форум, но пошел дождь, а зонта с собой не было; тогда она предложила Шарли пойти в музей, но руины интересовали его больше; дождь разогнал туристов, они единственные бродили среди поверженных храмов по полю, усеянному каменными обломками. А потом, укрывшись под навесом, наблюдали за действиями десятка мужчин и женщин, которые, сидя на корточках, ложками выкапывали из земли какие-то черепки и осторожно очищали их кисточками.

Семья Розетты приняла Шарли как родного сына; у него была своя комната, ключи от квартиры. Каждое утро Анжела, мать Розетты, спрашивала, какое блюдо ему приготовить, кое-как произнося несколько слов по-французски; от нее он узнал первые итальянские слова; они вместе ходили на рынок, он нес тяжелые корзины с фруктами и овощами, помогал их чистить и резать, следил за приготовлением оссобуко ^[213] по-римски. Анжела давала ему пробовать: смотри, как это вкусно! Она показала ему место рядом с храмом Адриана, где продавали самое лучшее мороженое в городе; они простояли в очереди пятнадцать минут, зато Шарли впервые попробовал страчателлу ^[214], его только расстроило, что он не смог выразить свое счастье по-итальянски. Шарли не понимал, почему Розетта так яростно отказывается походить на свою мать. Она показала ему места, о которых не знал ни один турист, вдали от шумного центра; чтобы попасть туда, нужно было идти пешком несколько часов, а потом бесконечно долго подниматься на холм, зато на вершине их ждал захватывающий вид: великолепный город в обрамлении пиний. А еще Розетта водила его ужинать к Тестаччо, в тратторию, расположенную возле скотобоен. Она часто встречала старых друзей, с которыми не виделась долгие годы, и тогда болтала с ними часами, а Шарли не понимал ни слова. Шли дни; они уже порядком устали от беготни по городу и испепеляющей жары. За три дня до возвращения они сели в своей любимой траттории, заказали пиццу и кувшин охлажденного «марино» ^[215], и Розетта, грустно улыбнувшись, произнесла:

– Я должна тебе сказать кое-что очень важное.

– Я тоже должен сказать тебе кое-что важное.

– Тогда говори первый, – предложила Розетта.

– В общем, я хорошенько подумал и принял решение: не хочу возвращаться с тобой в Алжир. Хочу остаться в Риме. Хочу жить здесь. А ты что собиралась мне сказать?

– То же самое. Я не хочу возвращаться. Я останусь здесь.

29 августа 1976 года Франк ждал в международном аэропорту Розетту и Шарли. Самолет компании «Алиталия» опоздал на полчаса; пассажиры выходили в зал, толкая перед собой багажные тележки, но Розетты и Шарли среди них не было. Наконец поток пассажиров иссяк; Франка охватило тягостное предчувствие, но он отогнал его и пошел к стойке авиакомпании, убеждая себя, что они опоздали на рейс, застряв в какой-нибудь чудовищной пробке, которыми так славится Рим. Любезная служащая компании проверила список пассажиров и объявила, что Розетта и Шарли в нем отсутствуют. «Но этого не может быть!» Молодая женщина позвонила в Рим и после краткого разговора на итальянском положила трубку и сообщила: «Два дня назад аннулированы два билета и пассажирам возвращены деньги».

Проклятье!

В первый момент Франк представил, как ближайшим же рейсом отправится на их поиски, будет бороться, убеждать вернуться. Лучшая жизнь могла их ждать только здесь, в этой молодой стране с огромными перспективами, но эти дурни не понимали своего счастья, своего привилегированного положения. Он подумал, не позвонить ли послу в Риме, поручив ему найти их любой ценой и репатриировать Шарли, алжирского гражданина; или приставить к ним частного детектива, который выяснит, что они там задумали… Но он отказался от этой мысли – не потому, что понимал всю нелепость своей затеи, а потому что знал: он все равно ничего не добьется. Ни от кого нельзя добиться любви уговорами. А Шарли и Розетта его не любили. Теперь это стало очевидно. Ему пришлось признать, что он человек, не созданный для семейной жизни; его искреннего желания создать семью, иметь детей и видеть, как они растут, оказалось недостаточно, чтобы убедить женщину жить с ним. Может, над ним довлеет какое-то проклятье, а может, он сам был проклятием? С Джамилей он потерпел мучительное фиаско, вот теперь и Розетта дала ему понять, что он ничего для нее не значит. Третьей попытки не будет, он должен раз и навсегда распрощаться с мечтой о семье; у него никогда не хватит смелости начать все сначала. Мимун пригласил его на ужин.