Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 127

Когда она рассказывала Мишелю подробности своего знакомства с Анди, ее глаза горели таким восторгом, что он понял, насколько этот проект важен для нее, и не стал над ней подтрунивать, а сделал то, что делает любой здравомыслящий мужчина, если он не хочет потерять свою подругу, сказав: «Да, это может быть интересно. Посмотрим».

В это время у Мишеля была гораздо более серьезная проблема. Сесиль избавилась от своего бремени, и на его попечении оказался четырехлетний ребенок. Камилла заботилась об Анне как о собственной дочери, и между ними двоими возникла очень тесная связь, тем более что Мишель с его постоянными командировками редко бывал дома. Никто не знал, помнит ли Анна свою мать, страдает ли оттого, что брошена ею, но, когда девочка называла Камиллу «мамой», та сразу ее поправляла, не строя никаких иллюзий на этот счет. Доктор, наблюдавший Анну, считал, что нужно оставить все как есть: «Ей нужна мать, и она выбрала вас». Несколько раз Камилла упоминала Сесиль, спрашивала Анну, не хочет ли она что-нибудь узнать о ней, но ребенок, а потом уже девочка-подросток никак не реагировала. По всему было видно, что эта тема ее не интересует. Когда в 1970 году Камилла родила Лорана, а через два года – Каролину, Анна повела себя как старшая сестра, помогая Камилле заботиться о детях. Мишель и Камилла в конце концов согласились, что у них такая же семья, как и у других, или почти такая же, с той лишь разницей, что Анна всегда называла Мишеля по имени. Его же больше всего беспокоило то, что с возрастом Анна все больше походила на Сесиль: тоненькая, с правильными чертами лица, с черными, очень коротко стриженными волосами, подчеркивающими ее мальчишескую внешность, и лукавой улыбкой. В тысяча девятьсот семьдесят третьем году сосед этажом ниже переехал, и Мишель снял его четырехкомнатную квартиру. Семья нашла разумный компромисс: Мишель мотался со своими репортажами по всему земному шару, Камилла разрывалась между домом и работой, которая поглощала ее целиком, а дети были предоставлены самим себе.

В феврале 1980 года в одном из кинотеатров на авеню Гобеленов показывали новый фильм – «Путешествие на край ада» ^[217], получивший в Голливуде массу «Оскаров». За ужином Камилла вздохнула:

– Хотелось бы посмотреть этот фильм; кажется, это что-то выдающееся.

– Сходите завтра, а я присмотрю за детьми, – сказала Анна.

Раньше «кино» означало мультфильмы, которые смотрели всей семьей. Но в этот воскресный день Камилла и Мишель с радостью приняли предложение Анны. Те, кто утверждает, что ни один фильм еще не изменил чью-то жизнь, ничего не понимают в кино. Камилла, например, пришла в восторг от «Путешествия на край ада», хотя картины о войне с ее смертельным риском не нравились ей. Она не любила насилие, но хорошо понимала, что это фильм не столько о войне во Вьетнаме, сколько о том, как война разрушает человека изнутри. Зато ее восхитила сцена венчания в православной церкви, которая длилась целых тридцать минут. Они вышли из кинотеатра молча, потрясенные трагедией этих исковерканных жизней. На улице Мишель наконец заговорил:

– Тебе понравилось?

Камилла вышла из задумчивости:

– А что, если нам пожениться?

– Мне казалось, что ты даже думать об этом не хочешь.

– А теперь я сама делаю тебе предложение! Ты можешь его принять, или я выйду замуж за другого. Свадьба будет как в этом фильме – веселая, шумная. Хочу собрать всех близких, особенно тех, с кем давно не виделись. Это хороший предлог, чтобы помириться. Пригласим моих родителей – они не отвечают на мои письма и не видели наших детей; братьев, которые злятся на меня из-за ерунды; всех наших друзей. И твоих родителей тоже.

– Семейные встречи Марини и Делоне редко бывают удачными.

– Иногда достаточно немного подтолкнуть судьбу и забыть прошлое; мы поженимся в июле, это будет красивый праздник, дети должны знать свою родню.

В пятницу, 18 апреля 1980 года Филипп Морж вызвал в агентство всех своих пятерых фотографов, чтобы договориться о съемке на следующий день: «Восемь иностранных журналов заказали нам репортаж о похоронах ^[218]; на месте будут десятки наших коллег; мне нужны живые сцены с рыданиями – даже на проводах этого полезного идиота ^[219]. Сделаем ставку на известные лица: туда съедется вся левая тусовка – певцы и актеры-миллиардеры, революционеры из Сен-Жермен-де-Пре ^[220] – это последний шанс увидеть их всех вместе. За кортежем на кладбище пойдет куча народу, выдвигайте телеобъективы, если нужно, возьмите фокусное расстояние двести миллиметров, я хочу видеть эмоции толпы».

Филипп предложил мне выгодную точку обзора у входа на Монпарнасское кладбище со стороны бульвара Эдгара Кине: там можно было взобраться на ограду, чтобы не упустить ни одной детали этого зрелища. Я не разделял взглядов моего босса на Сартра: мне всегда нравился этот хрупкий, болезненного вида человек, который хотел изменить мир и всю жизнь боролся с обществом, беспощадно критикуя его, а оно в ответ носило его на руках. В отличие от многих других он честно признал бóльшую часть своих ошибок. И только одно оставалось для меня загадкой: каким образом Сартр сумел сочетать свой принцип личной свободы с непоколебимой поддержкой красных диктаторов и кровожадных террористов? Я собирался приехать по крайней мере за два часа до появления похоронной процессии, чтобы найти подходящую точку для съемки.

И там, на боковой аллее со стороны бульвара Распай, я увидел Павла Цибульку. Мы потеряли друг друга из виду лет пятнадцать назад – с тех пор, как закрылся Клуб неисправимых оптимистов. Павел, бывший посол Чехословакии в Болгарии, чуть не стал жертвой «чистки», в результате которой повесили Слански, в прошлом секретаря Чехословацкой коммунистической партии, и Клементиса – министра иностранных дел. Павел был ближайшим соратником Слански, но ему удалось спастись: в последний момент он сбежал в Париж, где вел скромную жизнь, работая ночным портье в отеле. Пока он подходил ко мне, я вспоминал его обвинения Сартра в том, что тот молчал, когда казнили Слански и его товарищей, поддерживал вторжение советских войск в Будапешт в 1956 году, а главное, осудил диссидента Кравченко, хотя знал, что тот говорил правду. Павел огрузнел, потертое светлое пальто в «елочку» еле сходилось на нем, но его темперамент остался прежним – он был все таким же порывистым. Мы зашли в кафе «Селект». Бывшие члены Клуба теперь собирались в Люксембургском саду, чтобы играть в шахматы, и Павел предложил присоединиться к ним в воскресенье; холод ему не мешал, у себя в Восточной Европе он привык играть на улице в любую погоду. Я спросил, закончил ли он свою книгу о Брест-Литовском мире – труд всей его жизни, которую он без конца переписывал.