Земли обетованные - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 114

Он посоветовался с Маринеско. «Возможно, вы правы, – сказал тот, – но сейчас мы не можем его прооперировать». Игорь обратил его внимание на то, что у Николая рвота черного цвета, а кожа приобрела желтоватый оттенок – такие симптомы не характерны для почечной колики.

– Если вы будете ко мне приставать, больше не выйдете из своего бокса, – отрезал врач.

На следующее утро Николай исчез, в его боксе было убрано, и незадолго до полудня туда положили нового больного. Игорь стал расспрашивать Алину, но та сделала вид, будто не слышит, и он так никогда и не узнал, что произошло с Николаем. Игорь заговорил об этом с Виктором, но и он уклонился от прямого ответа:

– Здесь сложно найти врача, слишком тяжелые условия; да и кто не ошибается?!

Виктор показал Игорю фотографию жены и двух дочек, которые жили в Москве.

– Нам повезло: нам дали квартиру в сталинской высотке.

Он выразил надежду, что Игорь когда-нибудь познакомится с ними.

– К сожалению, это невозможно.

Виктор убрал бумажник.

– Я просмотрел твое дело. Ничего больше пока не скажу, но должен задать тебе вопрос. Ты видел раввина Абрама Лубанова?

– Разумеется, когда ходил в синагогу.

– А до того разговаривал с ним? Передавал обращение израильских властей? Имеешь отношение к проповеди, в которой он призвал ленинградских евреев требовать визы для эмиграции в Израиль?

– Конечно нет. У меня не было с ним никаких разговоров.

– Тогда зачем ты приехал в Ленинград?

– Когда я узнал, что больница «Ихилов» в Тель-Авиве собирается подарить ультразвуковой аппарат Боткинской больнице в Ленинграде, я предложил свою кандидатуру, чтобы провести необходимое обучение персонала, и вдобавок была у меня тайная мысль увидеть Надю, Петра и Людочку. Поскольку я говорю по-русски, мою кандидатуру приняли.

– По-моему, ты говоришь не всю правду. Тебе повезло, что наверху не очень серьезно относятся к этой проповеди раввина. У нас есть проблемы поважнее, чем несколько старых, выживших из ума евреев, желающих эмигрировать. Но мы также уверены, что это произошло не само по себе. Само по себе ничего не происходит. Кстати, ваш ультразвуковой аппарат сломался, и никто не может его починить.

Через две недели, ночью, Игорь вдруг понял, что в комнате он не один. Какой-то человек сидел на краю кровати. Его темный силуэт четко выделялся на фоне окна. Игорь включил свет: это был Виктор, он, видимо, давно уже смотрел на него, не решаясь будить.

– Почему ты меня не разбудил? Ты давно здесь?

– Сегодня я не собирался приезжать, но мне надо срочно возвращаться в Москву. Ты не мог бы рассказать мне об отце?

– Что именно ты хочешь узнать?

– Как он жил в последние годы? Сожалел о чем-нибудь? Говорил обо мне?

– Знаешь, я злился на него и перестал с ним общаться, так что мы никогда ничего не обсуждали. Но после смерти Саши я узнал от одного молодого парижанина, который посещал наш шахматный клуб и подружился с ним, что твой отец спас от уничтожения какие-то стихи, написанные от руки, изъятые при обыске; он их спрятал и выучил наизусть, чтобы они не исчезли навсегда; твой отец знал их сотни, как те персонажи Брэдбери, которые спасали книги от забвения, выучивая их наизусть ^[210], только там это вымысел, а здесь его личный способ бороться и оказывать сопротивление властям.

– Моя мать говорила, что он обожал поэзию… Ты считаешь, что я на него похож?

– Очень.

Три недели Игорь ждал прихода Виктора, все это время поглощая романы, которые приносила ему Алина. Он прочитал «Молодую гвардию» Фадеева, «Строговых» Георгия Маркова и уже приступил к «Оттепели» Эренбурга, когда в его бокс вошел Виктор. Он взглянул на книгу в руках Игоря и на те, что лежали на подоконнике.

– Дядя, ты увлекаешься душеспасительным чтением? Все сплошь лауреаты Ленинских премий. Нам нужно поговорить.

Виктор сел на деревянный стул, а Игорь – на край койки. Виктор вынул из кармана фляжку с коньяком, протянул ее Игорю, но, когда тот отказался, пригубил из фляжки сам.

– У меня мало времени. После твоего ареста мне удалось убедить начальство, что тебя можно использовать для обмена; мы вели переговоры с израильтянами, но они затянулись, потому что после Шестидневной войны СССР разорвал с ними дипломатические отношения; затем посредниками выступили швейцарцы. Короче говоря, они согласились обменять одного из наших агентов, задержанных в США, на тебя – видно, очень тобою дорожат. Тебя отправят сегодня же вечером, обмен состоится послезавтра в Австрии. Я рад, что все закончилось так благополучно. Скоро ты будешь на свободе. Не думаю, что нам выпадет шанс еще когда-нибудь встретиться.

Виктор пристально посмотрел на Игоря, который все так же сидел в задумчивости.

– Ты хочешь сказать, что я должен уехать из России?

– Похоже, тебя это не радует.

– Я не хочу уезжать.

– Это невозможно, Игорь, ты не представляешь, каких усилий мне стоило убедить их и организовать этот обмен.

– Я отказываюсь. Я остаюсь здесь. Я русский. Это моя страна, и я больше не уеду отсюда.

– Если ты будешь упорствовать, то попадешь под суд и получишь срок. Судя по тому, с какой готовностью израильтяне и американцы приняли наше предложение, ты действительно их агент и именно ты подсказал тему проповеди раввину Лубанову, так что тебя ждет суровое наказание.

– Пусть. Я предпочитаю остаться.

– Ты сумасшедший или дурак? Прошу тебя, подумай, – если ты будешь настаивать, я больше ничем не смогу тебе помочь.

Шестого февраля 1968 года Игоря Маркиша привезли на Фонтанку, и по окончании заседания, которое длилось двадцать шесть минут, городской суд Ленинграда приговорил его к четырем годам тюремного заключения по статьям 58 и 190 часть 1 Уголовного кодекса «за антисоветскую деятельность и пропаганду сионизма».

* * *

Первого января 1968 года Мишель отправил Игорю письмо с поздравлениями и пожеланиями всего самого лучшего в новом году, выразив надежду вскоре увидеться. В феврале письмо вернулось обратно со штампом почты Израиля и пометкой, что адресат больше не проживает в Хайфе по указанному адресу. Мишель позвонил Леониду, они немного поболтали: Леонид вернулся к работе таксиста, с Миленой тоже все было хорошо: «Она замечательная женщина; можем как-нибудь вместе поужинать». Мишель ответил, что обсудит это с Камиллой, и спросил, не знает ли Леонид новый адрес Игоря. Леонид задумался:

– Странно, мне он ничего не говорил, – скорее всего, решил уехать к своей подруге в Тель-Авив.

В апреле Мишелю удалось договориться с Филиппом Моржем о том, что он поедет делать фоторепортаж, который журнал «Экспресс» заказал агентству; материал посвящался жизни еврейской семьи из Франции, решившей обосноваться в кибуце недалеко от ливанской границы. Он объяснил свою просьбу тем, что знает эти края как свои пять пальцев, бегло говорит по-английски и может сказать пару слов на иврите. Итак, Мишель поехал в Израиль вместе с журналистом и, пока тот брал интервью у членов семьи переселенцев, сделал серию фотографий. Работа состояла из двух этапов и трех переездов; Мишель предупредил журналиста, что останется еще на несколько дней по личным делам, и отослал с ним в Париж отснятые пленки.