Колдовской пояс Всеслава - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Луковская cтр.№ 32

Корабли отчалили от небольшой ржевской пристани, Волга мягко понесла их на встречу встающему солнышку.

Двигались струги, не смотря на течение, крайне медленно, мешал и усилившийся встречный ветер, и щедро разбросанные по обмелевшему за лето руслу мели. Ржевские и ростовские мужички, то набожно крестясь, то грязно ругаясь, дружно упирались баграми и веслами, выталкивая в очередной раз застрявший корабль.

Евдокии выделили уголок в небольшой дощатой куще. Но в четырех стенах Дуняше не сиделось, она примостилась у щеглы ^[62]. Отсюда можно было разглядывать и поросшие лесом берега, и ровными волнами разбегающуюся от носа корабля волжскую воду, и снующего туда-сюда Юрия. С той страшной ночи между ними вроде бы ничего не изменилось. Он по-прежнему на людях почти не обращал на нее внимания, занятый своими заботами, не подходил, не оборачивал головы. Но теперь Евдокию это не огорчало, она знала, он думает о ней, он примечает ее краем глаза, спиной, кожей чувствует присутствие. Между ними опять протянулась незримая нить, та, что связала их в топких полоцких болотах. Ей было и холодно, и тепло, и грустно, и радостно. Главное, он пока где-то рядом, а дальше? А нет пока дальше.

Но на следующий день благостное настроение закончилось, Евдокию начало нещадно мутить. Ни подслащенная медом вода, ни заваренные дядькой Прокопием травы не помогали. Дуня видела обеспокоенное лицо Юрия, ей было стыдно перед мужчинами, но ничего поделать с собой она не могла. Одно радовало: выворачивало кишки не только у нее, но и у тщедушного Вячко. Пугать волжскую воду они бегали по очереди. С трудом оба дождались вечера, когда струги причалили к песчаной косе.

По утру стало дурно от одного вида кипевшей похлебки. Дорога до Твери оказалась суровым испытанием. Евдокия ослабла, ее морозило. Вечером на берегу становилось чуть лучше, но с рассветом все повторялось. Обидно было, что Вячко-то с напастью справился и теперь греб наравне со всеми, а Дуняшу волжская вода принимать не хотела.

«Злые вы, две сестрицы — Двина да Волга, — шептала Евдокия, — меня озерную молодушку уважить не хотите. Одна чуть не потопила, другая вон резвится, силы вытягивает. Чуете грех мой».

— Есть надо, — Прокопий совал ей сухарь.

— Не хочется, опять назад полезет.

— А ты через силу, да водичкой запей. Вон уж Тверь, доплыли, слава тебе Господи. Дальше река шире становится, кораблики плавнее пойдут. Полегчает.

Дуня благодарно улыбнулась.

В Твери ждало большое разочарование. Ни кораблей, ни тем более охрану ростовцам давать никто не собирался. Посадник встретил гостей враждебно.

— Светлый князь Ярослав Всеволодович ^[63] в ссоре с князем вашим, стало быть, вы — наши вороги. Так что убирайтесь отсюда подобру-поздорову, покуда в поруб не засадил.

«Уже знают, что Константин с Мстиславом дружбы ищет! Откуда так быстро? Нешто Куничи напели?»

Юрий бросился к пристани умасливать ржевцев.

— Послушай, Никола, довези нас до Ярославля. Хорошую цену дадим.

— Воевода не велел, — надутый корабел отвернулся от кметя. Его люди проверяли на прочность парус, назад придется бороться с течением.

— Послушай, — опять встал на пути ржевского кормчего Юрий, — не обидься, но струги у тебя худые, старые.

— Так батюшка еще мой плавал, — Никола любовно погладил темные доски.

— Я тебе две гривны дам. Новые кораблики купишь. А всего-то до Ярославля сплавать.

— Всего-то, — хмыкнул в кулак Никола, — там ушкуйники резвятся. Да и воевода что скажет?

Юрий заметил, несмотря на протесты, при слове «гривны» глаза у корабела заблестели, кметь усилил напор:

— Да что ушкуи, у тебя вон какие молодцы крепкие, да и у меня вои не лыком шиты. А воеводу, я чую, ты не больно-то и боишься.

— Две гривны — где ты такие цены-то видел? Нешто за них два добрых корабля можно купишь?

— Ладно, три дам, — с большим сожалением вздохнул Юрий, — серебро ведь не моё, князь в дорогу дал.

— А раз не твоё, так чего скупишься? — сощурился кормчий. — Себе в калиту хотел положить?

— Хотел, — честно признался чернявый, — мне сейчас гривны тоже, ох, как надобны.

— Ну, тут уж или плыть, или пешочком с гривнами брести. Одну сразу давай, а то знаю я вас ростовских.

Струги двинули к Ярославлю.

И река смилостивилась над Евдокией, девушке заметно стало лучше. Тошнота мучила лишь по утрам, а дальше все прояснялось. Волжский ветерок приветливо обдувал лицо, брызги от весел освежали, берега тонули в золоте осенней листвы, лаская взор. Плыть стало веселей.

Горыня с Еремкой не оставляли надежд и все время крутились около Дуняши. Причем после торопецкого сеновала отрок стал вести себя смелее и даже подмигивал молодой вдове, пытаясь, перетянуть на себя внимание.

Вечером после трапезы, когда все готовились ко сну, Юрий отправился расставлять дозоры. На берегу он всегда становился настороженным и раздражительным, ожидая недоброго. Дуня при свете костра шила свиту для Ждана. Хоть он и отнекивался, а все ж Евдокия успела купить в Твери сукно, а нитки у нее были припрятаны еще из дому. Она хотела угодить своему постоянному помощнику. Пальцы быстро бегали, играя тонкой иглой.

Еремка неожиданно подсел к Евдокии и завел, как видно, заранее много раз про себя произнесенную речь:

— Евдокия Яковлевна, пойди за меня. Коли дашь согласие, я к Георгию Андреичу свататься пойду. Ты хозяйка ладная, родня тебя и без приданого примет. Соглашайся. А у Горыни трое деток в Ростове, на шею тебе сядут, да родители уж старые, а он последыш ^[64], и их докармливать, все самой тянуть придется. А у меня забот не будешь знать, коли на палати с собой укладывать станешь, — при этом парень сильно зарделся.

— Еремей, уж не знаю как тебя по батюшке, я в монастырь плыву послушницей. Нешто ты не знаешь? — мягко, стараясь не обидеть, пропела Дуня.

— Так, то ж от нужды, а если муж будет…

— Ищи себе девку-лебедушку. Отказ тебе от меня, — пальцы опять заскользили по сукну. Дуня вышивала петушков и курочек по вороту.

— Горыня милее. Конечно, куда мне до него, — обиженно протянул Еремка.

— Да не нужен мне твой Горыня. Спать иди, — отмахнулась Евдокия.

По утру ее опять мутило. Дуня отошла в чащу, поаукать под ноги тетушкам елям. Когда она разогнулась, умывая из крынки лицо, за спиной стоял Твердятич.

— Так ты брюхата? — усмехнулся он.