Принц Модильяни - читать онлайн книгу. Автор: Анджело Лонгони cтр.№ 66

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что мы вам советуем писать картины.

– Вы мне советуете?

– Другими словами, мы бы предпочли иметь ваши картины.

– Я польщен.

– Мы рады. – Декав не распознал сарказма в моем ответе.

– Мы – друзья художников.

Я позволяю себе еще одну шутку:

– Да, вы это уже много раз произнесли. Вы… богемные полицейские.

– Мне нравится это определение.

Замарон и Декав удовлетворенно улыбаются.

– Значит, мы можем рассчитывать и на ваши картины?

Я киваю в знак согласия, поскольку понимаю, что у меня нет выбора. Замарон продолжает:

– Мы говорим это для вашего блага: живопись любят больше, чем скульптуру.

– Спасибо за совет.

Декав смотрит на Мориса.

– Синьор Утрилло, перейдем к вам. Что вы можете нам предложить? Еще один вид Парижа?

– Разумеется. – Морис выглядит смирившимся.

– Хорошо. Тогда мы позаботимся о предоплате.

Декав бросает взгляд на Замарона – и тот достает деньги из ящика. Сорок франков для меня и двадцать для Мориса. Он кладет их на стол, и нам не остается ничего иного, кроме как забрать деньги.

– Было приятно пообщаться. – Декав мне улыбается. – Ваши «друзья» больше никогда вас не побеспокоят.

– Синьор Модильяни, хотите взглянуть на нашу коллекцию? Идемте.

Я поднимаюсь и следую за Замароном. Он достает ключ из кармана жилета и открывает дверь смежного кабинета. Я вхожу, и передо мной предстает – в идеальном порядке! – самая настоящая коллекция произведений искусства. Мне не составляет труда узнать Пикассо, Матисса, Дерена, Де Вламинка, Утрилло, Кислинга, Валадон, Фудзиту…

– Разве это не великолепно?

– Откровенно говоря, да, так и есть.

Это тоже Париж, и это тоже богема.

Я крепко сплю. Кто-то стучит в дверь. У меня нет сил понять, снится ли мне это – или стучат в реальном мире. Я продолжаю спать, и снова слышу стук. Открываю глаза; уже наступил день.

– Моди, это я.

Голос Кики. Я тащусь полуголый к двери, открываю и вижу… Передо мной – она, королева Монпарнаса: прекрасная, солнечная, благоухающая.

– Кики, который час?

– Вторая половина дня.

– Я на ногах еле держусь, у меня болит голова.

– Я верю… Тебя же ударили. Пустишь меня?

Я ее впускаю, закрываю дверь и иду обратно в кровать. Она какое-то мгновение смотрит на меня, потом скидывает на пол пальто – естественно, под ним она полностью обнажена, – и заползает ко мне под простыню.

– Какой ты мягкий…

– Ты тоже мягкая.

– Хочешь спать?

– А ты? Хочешь поспать со мной?

– Мне было бы приятно.

– Обними меня…

Мы лежим какое-то время молча, обнявшись.

– Пикассо мило себя повел.

– Да, очень.

– Вас сразу отпустили?

– Да.

– Это я убедила всех пойти в префектуру!

– Спасибо, Кики… Что бы я без тебя делал?

– Амедео, ты меня ценишь?

– Кики, я тебя – люблю.

– Ты врешь!

– Нет. Я правда тебя люблю.

– Ты знаешь, что я тебе не верю, и тем не менее продолжаешь мне это говорить.

– Я люблю тебя, Кики.

Я чувствую биение ее сердца, ее горячее дыхание на своей шее, ее мягкую теплую кожу, ее духи с цветочным ароматом.

Кожа Кики – действительно особенная. Она гладкая, деликатная, тонкая… Она как будто вибрирует. Как только я до нее дотрагиваюсь – она покрывается мурашками и трепещет под моими пальцами.

Все то, что Кики испытывает, вызвано инстинктом. Ее тело и ее кожа принимают решение раньше, чем ее мозг.

Сейчас мы неподвижны, я лишь немного по-другому надавливаю пальцами на ее спину – и этого достаточно, чтобы она выгнулась назад. Мы не делаем ничего сексуального, мы просто лениво лежим обнаженными. Тем не менее в нашем соприкосновении присутствует глубина наших душ. Нет ничего более настоящего, чем это деликатное явление – мурашки. Это чувствительность сближающихся сердец. Все то, чего не признает мозг, кожа чувствует без слов и объяснений.

Дыхание Кики становится медленным и спокойным, в точности как мое. Мы легко засыпаем, практически не заметив этого.

Перед тем как уснуть и сразу же после пробуждения, я всегда думаю об одном и том же, с самого детства. Несмотря на то, что домашние делали все, чтобы не дать мне понять, что моя жизнь в опасности, – я это знал. Когда все мне улыбались, делая вид, что ничего не происходит, когда мама объясняла мне, будто я не должен бояться, – я ей не верил. Я ей никогда не верил. С тех пор, перед тем как уснуть и как только я просыпаюсь, я думаю о моей болезни. Всегда. Сон – это единственное спокойствие.

Я всегда завидовал тем, кто способен закрыть глаза и в считаные секунды заснуть. Я никогда не мог испытать такую быструю отрешенность. Мой сон – как прилив, он поднимается медленно и никогда не приходит внезапно, к сожалению. В эти моменты у меня в голове роятся ужасные мысли, которые исчезают только тогда, когда я сам исчезаю.

Сон – мое единственное спасение, но также и наказание, потому что мне жалко тратить на сон время той жизни, которая обречена продлиться недолго.

Это правда, что жизнь любого человека может закончиться в любой момент и быть короче моей; можно умереть молодым и не только от туберкулеза. Однако разница в том, что я знаю: смерть уже находится внутри меня; я всегда в ее компании.

Во сне меня не посещают мысли о жизни и смерти. Было бы лучше спать вечно. В одном сне ты умираешь, в другом плаваешь, а в следующем занимаешься любовью. Никаких последствий, никаких обязательств, все случайно, безумно, нереально. Было бы чудесно, если бы смерть была такой: «вечным сном», мельчайшей крупицей памяти, которая продолжает работать, производя бессвязные сны. Компромисс между человеком и богом. Не настоящая жизнь, а приснившаяся. Многие, вероятно, были бы согласны со мной.

Сон рядом с Кики дает мне ощущение покоя, защищенности и отрешенности.

Я бы хотел быть безнадежно влюбленным в нее, но во мне слишком многое сопротивляется этой мысли, да и она не хочет быть единственной, не понимает, как можно принадлежать кому-то одному. Никто из нас никогда не был по-настоящему влюблен, и мы не знаем, что такое абсолютное вовлечение, которое порождает в том числе болезненные и губительные действия. Мы с Кики никогда не порождаем ничего негативного. Мы всего лишь дети, которые воодушевляются и радуются посредством деликатной и веселой формы любви.