Принц Модильяни - читать онлайн книгу. Автор: Анджело Лонгони cтр.№ 54

Амедео – красивый. Мужская красота – это редкость, она встречается реже, чем обаяние, ум, богатство или таинственность. Реже красоты бывает только доброта. Мужчины редко бывают очень красивыми и почти никогда не бывают добрыми. Мы, женщины, принимаем все остальные достоинства и покоряемся в основном из-за них. Но перед красотой мы останавливаемся и задумываемся, мы теряемся, потому что обычно случается противоположное: мужчин сражает женская красота. Сила женщины состоит в том, чтобы покорить богатых мужчин. Сила мужчины состоит в том, чтобы покорить красивых женщин. Один врач, пока играл руками у меня между ног, объяснил мне такую теорию: женщине нужна материальная уверенность для себя и своих детей, а мужчине нужна женская красота для улучшения своего потомства. Думаю, что он прав.

Это удивительно для женщины: увидеть оригинального мужчину, избегающего обычной и скучной категоризации. Это так редко случается, что когда мы встречаем кого-то неординарного – мы ликуем, волнуемся и ослабляем оборону. Основное достоинство Амедео – упорно быть не таким, как все.

Это мужчина, который не опирается только на силу, желание или, того хуже, деспотизм. Из всех мужчин, кого я знаю, он более других умеет быть внимательным к женщине. Я не говорю о подарках, цветах, украшениях, деньгах… Я не говорю даже о вежливости, хотя он всегда галантен, в особенности – когда мы на людях, на улице, в ресторане.

Я говорю о тех моментах, когда мужчины сосредоточивают внимание исключительно на себе. Я говорю о сексе и интимности. Он наслаждается – только если наслаждаюсь я, только в этом случае он считает себя удовлетворенным; более того, только в этом случае он думает, что занимался любовью. Он заботится сначала о моем удовольствии – а потом уже о своем. Он способен сдерживать себя и ждать, отдалять оргазм, пока я не достигну пика. Со мной так поступали лишь немногие мужчины. Остальные думают, что их удовольствие компенсируется не моим наслаждением, а ужином, деньгами, подарками… Никому не интересно наслаждение женщины, если они уже испытали свое. Так же как и никому не интересно, что делать со своим семенем. Амедео всегда знает, что делать и как себя вести. Он никогда не забывается, даже в моменты полного наслаждения. Он никогда не позволяет себе поступить эгоистично – и берет на себя полную ответственность за то, чтобы избежать беременности. Все остальные – ненормальные, ошалевшие от совокупления, они кончают и предоставляют мне вымывать их сперму, которую они не в состоянии излить наружу. Оргазм лишает их воли. За мгновение они оставляют внутри меня то, что могло бы продолжаться всю жизнь – мою жизнь, но не их. С Амедео же нам достаточно одного взгляда, чтобы дать понять, что мы готовы, и одного взгляда, чтобы дать понять, что мы удовлетворены.

Но после Амедео внезапно становится грустным, почти всегда.

Он предается неприятным мыслям. Я думаю, что они одни и те же, идентичные, непрекращающиеся. Эти постоянно повторяющиеся мысли – его секрет. Я не знаю, связано ли это с оплакиванием кого-то, с нереализованным желанием, с разбившейся мечтой или утраченной любовью. Разумеется, он никогда никому не расскажет об этом. Возможно, потому, что, когда рассказываешь кому-то о своем секрете, рискуешь навсегда оказаться в зависимости.

Все остальные художники – его друзья, эти посредственности, с которыми он проводит время, – должны наблюдать за ним, чтобы научиться его сдержанности, его чувству меры, его образованности и его хорошему вкусу. Я надеюсь, что Амедео никогда не изменится и что с годами он не превратится в обычного мужлана, как все те, кто мне встречается на пути.

– Я ищу квартиру.

– Почему?

– Хозяйка дала мне неделю, чтобы съехать.

– Амедео, что ты натворил?

– Неважно.

– Нет, мне очень любопытно. Никто не может вообразить, что Модильяни выселяют как какого-то распутного представителя богемы, у которого нет денег.

– Проблема не в деньгах.

– Значит, в поведении?

– Вроде того.

– Ты кого-то побеспокоил? Устроил представление?

– О, еще какое!

– Странно. Не похоже на тебя.

– Очевидно, достаточно одного раза, особенно если ты итальянец.

– Расскажи!

Макс Жакоб – один из самых любопытных людей в Париже, ему до всех есть дело, и по этой причине он один из самых информированных.

– Макс, мне нужна квартира.

Он недооценивает серьезность ситуации.

– В самом деле? Квартира? Не хочешь жить в Гранд-отеле?

– Было бы неплохо…

Макс оборачивается и зовет Мануэля. Тот пробирается через столики «Проворного кролика» и подходит к нам.

– Амедео ищет квартиру. Его выгнали.

– Выгнали? Но это безобразие, нельзя выселять принца! Мама перестала слать тебе деньги?

– Господи, и ты туда же? Нет, причина не в этом.

– Он плохо себя вел. И не хочет рассказывать, что натворил.

Мануэль не выглядит удивленным.

– Если встречаться с Кики, всякое может произойти. Верно?

Я молчу, чтобы не признавать, что он угадал с первой попытки.

– Амедео, ты хочешь найти другой пансионат?

– Нет, Мануэль. Я хочу место, где можно работать.

– Студию?

– Да.

– В студии может не быть удобств, воды, электричества…

– Я хочу ваять.

– Амедео, дорогой, ты будешь страшно шуметь. Целый день с молотком и резцом. Ты будешь кошмарным соседом.

– Макс прав. Тебе нужно найти таких соседей, которые не будут жаловаться; в идеале таких же шумных, как и ты.

– У тебя есть что-то на примете?

Мануэль переглядывается с Максом.

– Может быть, «Дельта»?

– Я только что видел Александра, он был здесь.

– Он уже ушел?

– Не знаю.

– Надо его найти.

Я не понимаю, о ком они говорят. Всегда есть кто-то в художественном кругу, кого я еще не знаю и кого все остальные считают просто незаменимым.

Мануэль Ортис де Сарате – безалаберный голодранец, но если речь идет о том, чтобы мне помочь, он не отступится. Он поднимается и идет искать человека, о котором говорил.

– О ком идет речь?

– Поль Александр – красивый мужчина, обаятельный, изысканный. Он врач, но любит художников и помогает им работать. Он приобрел особняк на рю-дю-Дельта, худо-бедно отреставрировал и теперь сдает комнаты художникам и скульпторам.

– А почему вы мне никогда о нем не говорили?

– Не знаю… тебе хорошо жилось в пансионате.