Принц Модильяни - читать онлайн книгу. Автор: Анджело Лонгони cтр.№ 51

– Ты слишком нежный.

Я все еще кашляю и не могу ответить.

– Ну что, маленький принц, что будем делать?

Неожиданно я произношу фразу, которая не совпадает с тем, чего я сейчас действительно хотел бы:

– Картину.

– Картину?.. Ты разве не скульптор?

– И художник тоже. Мне заказали картину… в стиле ню.

Довольная Кики улыбается:

– Правда?.. В стиле ню?.. Какие новости!

Я смотрю на нее, чтобы понять, согласится она или откажет.

– Хорошо. Теперь ты знаешь, что мне нравится, когда на меня смотрят.

Кики расстегивает пальто и скидывает его на пол. Она полностью обнажена. Я разглядываю ее кожу молочного оттенка, небольшую упругую грудь, торчащие соски и полное отсутствие лобковых волос. Фудзита был прав: передо мной – улыбающаяся богиня.

Я уже некоторое время живу с Кики. Я оплачиваю все: еду, жилье, вино, абсент и гашиш.

Она научила меня есть маленькие шарики гашиша, которые нужно глотать вместе с едой или вином. Они производят тот же эффект, что и при курении, при этом он длится дольше, и гашиш не раздражает горло и легкие.

Мы занимаемся любовью, увлеченно и страстно; у нее мягкое возбуждающее тело, она умеет делать такие вещи, которые ни одна женщина со мной не делала. Она самоотверженно включается в любую эротическую игру, она грациозна и полна фантазий. Она читает мои мысли, всегда знает о моих желаниях; если она сама чего-то хочет, то без ложной стыдливости просит и превращает это в удовольствие.

За эти недели между нами родилось глубокое чувство; мы нравимся друг другу, у нас возникла привязанность; это обоюдное чувство меня волнует, потому что до этого момента я никогда не влюблялся по-настоящему ни в одну женщину.

Кики мне безумно нравится – но и пугает меня. Я все еще слишком пропитан романтическими идеалами, чтобы любить такую свободную женщину, как она.

Не думаю, что она сама может в кого-то влюбиться. Дружба для нее – уже безграничное чувство. У нее очень сильное желание быть независимой. Кики предпочитает самостоятельно сражаться за выживание, в полной свободе и одиночестве, не слишком привязываясь к кому-то. Она ничего не просит – но берет все, что ей дают. Она не принимает никаких условий, не дает ничего «взамен». Сегодня она доступна – а завтра неизвестно; никаких планов, никаких обязательств. У Кики все просто: ничего не ожидать, ни от кого не зависеть, не давать обещаний. Нельзя ожидать, что она будет верной; и она сама не станет требовать верности. Она никогда не подчинится мужчине.

Ее цинизм всегда рационален, она ясно представляет себе человеческую натуру и видит вещи такими, какие они есть на самом деле. Обо мне она говорит, что я идеалист – и потому опасен. Она говорит, что идеалы дают тебе увидеть цель, но не позволяют ее достичь.

Кики легко приняла свободный дух богемы, потому что она сама такая же; она не гналась за этим, а просто оказалась в нужном месте и в нужное время – и идеально прижилась. Она любит Париж и всех его обитателей, она бы умерла без атмосферы этого города. И Париж должен быть у нее под ногами. Ей необходимы толпа в бистро, ее друзья, галдеж, комплименты мужчин, зависть женщин. Она обожает суматоху, табачный дым, шум. Я бы хотел поскорее найти мое место в Париже – и любить его так же, как она любит свое.

Пару дней назад я сидел с Кики в бистро, нас увидел Фудзита; он подошел ко мне, когда ее не было рядом, и учтиво сказал:

– Великая актриса, правда?

– В каком смысле?

– Когда я с ней познакомился, она вошла в мою студию молчаливая, робкая, как девочка. Она разыгрывала роль.

– Ах… в этом смысле.

– Кончики ее тонких пальцев касались красных губ. Она гордо виляла задом. А потом скинула пальто, под которым оказалась абсолютно обнаженной.

– Ничего себе!

Я не хотел ему говорить, что она проделала со мной примерно то же самое; казалось, что он очень дорожит этими воспоминаниями и иллюзией, что это был эксклюзивный поступок Кики.

Фудзита прав, она искушенная актриса. Когда она ест мороженое, то делает это практически непристойно, но не отдавая себе в этом отчета. Мужчины смотрят на нее – и представляют, как было бы великолепно оказаться в ее руках вместо рожка с мороженым.

Впрочем, иногда она мрачнеет и становится грустной, почти плачет. И никогда не говорит почему.

Она лежит на кровати. Обнаженная и с сердитым лицом. Она злится на меня, потому что, вдохновленный греческой архитектурой, я пытаюсь изобразить ее с поднятыми руками – наподобие кариатиды, статуи, заменяющей колонны в древних храмах.

Я курю гашиш – и потому очень спокоен и умиротворен.

Она пыхтит, чтобы подчеркнуть, что ей неудобно и холодно: хозяйка экономит на отоплении. Кики меня провоцирует:

– На Монпарнасе и Монмартре полно евреев, ты не единственный. Ты даже в этом не оригинален. Вы, евреи, всегда выглядите господами, даже если ходите в лохмотьях. Богатство у вас в крови.

– Это не комплимент, верно?

– Нет, не комплимент.

Я вдыхаю дым из трубки – и закашливаюсь.

– Хорошо, что раньше тебе не нравился гашиш. Ты теперь только и делаешь, что куришь. Ты же не переносишь это, и абсент тоже. Ты из-за всего кашляешь. Объясни почему?

Я не хочу об этом с ней говорить и просто молчу.

– Некоторые вещи нужно дозировать. А ты постоянно куришь и пьешь.

Я разглядываю холст – и думаю о выставке африканского искусства в музее Трокадеро, воспоминания о которой остались в моем сердце и которые сейчас я пытаюсь воспроизвести. Кики настаивает:

– Для тебя лучше гашиш в шариках – так ты хотя бы не кашляешь.

Я по-прежнему не отвечаю; это ее раздражает.

– Маленький принц, я с тобой разговариваю! Если ты будешь злоупотреблять опиумом или кокаином, у тебя не будет достаточно времени, чтобы стать известным художником. Знаешь, скольких я видела, кончивших таким образом?

Я не отвечаю.

– Ты меня слушаешь? Я устала и замерзла, я хочу гулять! Какая тоска! Я не твоя собственность. Все было хорошо, мы позанимались любовью, поразвлеклись, но я так больше не могу!

Я не отвечаю; только мое молчание может дать выход ее энергии.

– Чертов итальянец, ты глухой?

– К сожалению, нет.

– Пойдем куда-нибудь!

– Я тебе заплатил. Я оплатил абсент, вино, гашиш, тебе было где спать и что есть, – а теперь мне нужно закончить картину.

– Я хочу выйти, подышать и увидеть людей! Это же Париж.

– «Это же Париж!» Вы все так говорите. Ты говорила, что тебе нравится, когда смотрят на тебя обнаженную, – а я делаю больше: я смотрю внутрь тебя.