– Ты мне это уже говорила: моя мечта важнее моей жизни.
– Искусство – это не война, это лишь глупость, состоящая из моды, интуиции, друзей. Никогда не будь таким, как они. Модильяни, твоя удача в том, что ты отличаешься от других.
– Ты назвала меня Модильяни.
– Амедео.
– Это не одно и то же. Пикассо все называют Пикассо.
– И Пабло тоже.
– Редко. Сезанн, Матисс, Ренуар… великих называют по фамилии.
– Глупый, у тебя мания величия! – Кики смеется.
Я беру ее за тонкую талию и целую.
– Ты должна быть со мной в мою последнюю ночь моей новой парижской жизни.
– Хозяйка пансионата будет не слишком довольна.
– Я не думаю, что она вызовет жандармов в последнюю ночь.
Мы с Кики впервые занимаемся любовью без привычной страсти и эротического пыла, как это было всегда. Сейчас мы это делаем нежно, медленно, с незнакомым прежде ощущением высшего наслаждения. Наши тела соединены, мы плотно прижимаемся друг к другу, тусклый свет позволяет нам смотреть в глаза друг другу, молча задавая вопросы и отвечая на них. По различным причинам мы оба не привыкли говорить о чувствах. Поэтому, избегая слов, мы пытаемся многое сказать друг другу взглядом.
В таком способе общения, состоящем из тишины и наслаждения, скрыт страх относительно того, что нас ожидает, – обоюдное беспокойство. Кем мы будем? Чем это закончится? Кто о нас позаботится? Останемся ли мы одиноки?
В то время как я медленно двигаюсь внутри нее, я хочу ей сказать: «Давай уедем, поехали в Ливорно. Я и ты. Там никто тебя не знает, никто не знает, что ты Кики, королева Монпарнаса. Никто не знает о твоем прошлом. Ты будешь просто синьорой Модильяни, невесткой синьоры Гарсен, женщиной, воспитывающей детей в Ливорно. Ты будешь просто уважаемой француженкой в доме, где все привыкли говорить по-французски. Я вернусь к старым привычкам, буду писать картины в стиле маккьяйоли. У нас будут дети, и мы будем вести уединенную, спокойную, тихую жизнь. Не будет искусства, скульптур и живописи. Будет только скромная и спокойная работа. Не будет парижской жизни, никакого абсента, гашиша и вина. Я буду скрывать твои секреты, а ты мои. Будет только размеренная жизнь в провинции, будет жаркое лето, спокойная зима и море Тосканы. Мы откажемся от всего, вместе, я и ты. Откажемся от бытия натурщицы и бесполезного робкого итальянца. Откажемся от этого обмана, называемого богемой, от картин, которые я мог бы написать и на которых могла бы быть изображена ты. Я буду другом Оскара Гильи, который выбрал жизнь в Ливорно сразу, не проведя ни одного дня в Париже. Мы с ним будем гулять, держа за руку наших детей, отвезем их на море и в деревню, вместе с синьорой Гилья и синьорой Модильяни. Ты снова станешь Алисой Эрнестиной Прен. Кики с Монпарнаса продолжит жить на картинах художников и останется исчезнувшим мифом. В Париже все будут спрашивать, куда же подевалась та немного безумная девушка, которая задирала юбку и не носила нижнее белье. Кто-то ответит, что она уехала с художником, итальянцем из Ливорно, у которого нет таланта, но которого она решила полюбить… К сожалению, именно в этом и состоит проблема: нельзя решить полюбить. Это невозможно запланировать. К любви не принуждают. Можно решить быть с человеком, желать ему добра, можно думать даже о том, чтобы этот человек стал важным, и найти способ быть с ним рядом, испытывая уважение, верность и преданность. Но не любовь. Потому что для любви недостаточно решения, здравого смысла и даже секса. Любовь непроизвольна. Она случается».
Поль Александр
«Дельта» – это особняк, отреставрированный слегка поверхностно, но достойно. Художники за работой, сосредоточены на своем труде, – я вижу их за окнами мастерских и во дворе. Это как фабрика, но каждый работает сам на себя.
Поль Александр управляет особняком вместе с братом Жаном. Я – подозрительный провинциал и верю людям только после того, как понаблюдаю за ними. Но я вижу, что он совершенно честный человек, – и этого достаточно, чтобы развеять мои сомнения. Поль объясняет мне условия сотрудничества:
– Наши с тобой отношения будут точно такими же, как и с остальными художниками. Мое намерение – обеспечить тебе экономическую стабильность, но, конечно, не богатство. Я могу продавать твои работы, удерживая процент, или брать себе одну из твоих картин в обмен на мое гостеприимство. Важно всегда идти навстречу друг другу.
– Хорошо.
– Наверняка я буду заказывать тебе портреты; в таком случае арендная плата будет считаться оплаченной. В последнее время народ не довольствуется только зеркалом. Многие полагают, что наличие портрета делает их уважаемыми людьми.
– Меня все устраивает. Но устроит ли их?
– Что ты имеешь в виду?
– Никто не знает, кто такой Модильяни.
– Узнают, когда ты их напишешь.
– Они могут остаться неудовлетворенными.
– Какое это имеет значение? В любом случае это будет портрет кисти Модильяни.
– Картина кого-то более известного дает больше гарантий…
– Амедео, мы не на рынке, где торгуют коровами; речь идет о художниках с их индивидуальностью, и если Мануэль Ортис де Сарате порекомендовал тебя, я ему доверяю. Не беспокойся, все скоро поймут, что ты стоишь других художников.
– Откуда ты это знаешь?
– Обычно я не ошибаюсь; кроме того, доверие к людям делает их более ответственными.
– Тебе, вероятно, следует сообщать заказчикам, что портреты выглядят не так, как видит себя человек, а так, как его видит художник?
– Обычно они и сами это знают.
Поль улыбается и смотрит на меня с любопытством.
– Амедео, похоже, ты взволнован.
– Конечно. Это большая ответственность, нужно никого не разочаровать.
По лицу Поля видно, что он очень удивлен.
– Ты первый, кто мне говорит, что не хочет никого разочаровать.
– Тебе это кажется странным?
– Да, мне это кажется странным, но также и прекрасным, а еще – опасным.
– Почему?
– Не беспокойся о разочаровании, иначе ты будешь сильно страдать.
– Думаешь, я многих разочарую?
– Я не знаю, но такое может случиться. Это нормально. Ты выбрал профессию художника – и это то восторг, то разочарование. Что касается портретов – не переживай, у большинства этих людей уже есть портреты работы других художников.
– Я предпочитаю ничего не знать о них, чтобы это не влияло на результат.
– Итак, если я направлю к тебе кого-то с заказом, ты получишь некоторую сумму – естественно, меньше, чем стоимость работы, поскольку необходимо будет вычесть часть арендной платы.
– Хорошо! Прости, что спрашиваю, но зачем ты все это делаешь? Это необъяснимое великодушие.