Далеко от яблони. Родители и дети в поисках своего «я» - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Соломон cтр.№ 186

Но удовольствие от ухода за детьми заключается не только во взаимности. Французская писательница Анни Леклерк говорила о «глубоком чувстве, которое мы испытываем к детям» ^[1044], а психолог-феминистка Дафна де Марнефф заметила, что способность матери реагировать на своего ребенка содействует «не только признанию ее ребенка, но и ее восприятию собственного чувства удовольствия, эффективности и самовыражения». Наука психоанализа давно высказала предположение, что ранняя забота матери является формой самопомощи. Фрейд описывает, как «родительская любовь, такая трогательная и по сути такая детская, есть не что иное, как заново рожденный родительский нарциссизм» ^[1045].

Эта общность интересов, кажется, укрепила большинство родителей, с которыми я беседовал для подготовки этой главы, но не все родители могут этого достичь. Некоторые активисты-инвалиды, противники абортов и религиозные фундаменталисты утверждали, что те, кто не желает воспитывать детей-инвалидов, не должны позволять себе забеременеть. Однако реальность такова, что большинство людей вступают в родительство с оптимизмом, и даже те, кто трезво рассматривает наихудший сценарий, не могут адекватно предсказать свою реакцию на такую ситуацию, пока они не попадут в нее.

Амбивалентность существует во всех человеческих отношениях, в том числе в отношениях с родителями. Анна Фрейд утверждала, что мать никогда не сможет удовлетворить потребности своего младенца, потому что они бесконечны, но в итоге ребенок и мать перерастают эту зависимость ^[1046]. У детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата есть постоянные потребности, выходящие далеко за пределы этого бесконечного числа. Британский психоаналитик Розика Паркер в книге «Разорванная на две части» жалуется, что в нашем открытом современном обществе степень материнской амбивалентности – все еще тайна, покрытая мраком ^[1047]. Большинство матерей рассматривают свое случайное желание избавиться от своих детей, как если бы оно было эквивалентом самого убийства. Паркер предполагает, что для материнства необходимы два импульса: импульс удержаться и импульс оттолкнуть. Чтобы быть успешной матерью, вы должны заботиться о своем ребенке и любить его, но вы не можете душить его своей заботой и цепляться за него. Материнство предполагает лавирование между тем, что Паркер называет «Сциллой навязчивости и Харибдой пренебрежения». Она предполагает, что сентиментальная идея идеальной синхронности между матерью и ребенком «может бросить на материнство своего рода тень печали – постоянное состояние легкого сожаления о том, что восхитительное единство всегда кажется недосягаемым». Совершенство – это добродетель горизонта, и само наше приближение к нему обнаруживает его неизменную отдаленность.

Темная часть амбивалентного отношения матерей к обычным детям считается решающей для формирования личности ребенка. Но дети с тяжелыми формами инвалидности никогда не станут независимыми и ничего не выиграют от негативных чувств своих родителей, поэтому их ситуация требует невозможного состояния эмоциональной чистоты. Просить родителей детей с тяжелыми формами инвалидности испытывать меньше негативных эмоций, чем на то способны родители здоровых детей, нелепо. Мой опыт общения с этими родителями показывает, что все они испытывали и любовь, и отчаяние. Вы не можете решить, имеет ли смысл ваша амбивалентность. Все, что вы можете решить, – что делать со своей амбивалентностью. Большинство родителей, поколебавшись, приняли одну точку зрения, а Джулия Холландер – другую. Но я не думаю, что хоть какая-то из этих семей испытывала нерешительность уникальной природы. Я принадлежу своему времени, поэтому не могу не восхищаться больше всего родителями, которые сохранили своих детей и принесли себя в жертву ради них. Тем не менее я уважаю Джулию Холландер за то, что она была честна с собой и сделала иной выбор – тот, который стоял и перед другими такими семьями.

Явления гениальности и инвалидности удивительно похожи: они загадочны, поразительны и способствуют социальной изоляции людей. Одна из самых удивительных закономерностей, обнаруженных во время моего исследования, заключалась в том, что многие люди со временем начинают принимать и ценить те аномалии, которые изначально воспринимаются ужасными. И наоборот, «желательные» отклонения часто пугают. Многие будущие родители, которые боятся иметь ребенка-инвалида, будут стремиться к тому, чтобы их дети были совершенными. Такие дети могут создавать прекрасное; они могут получать огромное удовольствие от своих достижений; они могут открывать для своих родителей новые замечательные грани жизни. Умные люди часто имеют умных сыновей и дочерей, но исключительная одаренность – это отклонение, такой же вариант горизонтальной идентичности, как и остальные в этом исследовании. Несмотря на достижения прошлого века в психологии и неврологии, феноменальность и гениальность так же мало изучены, как и аутизм. Подобно родителям детей с серьезными проблемами, родителям гениев приходится быть опекунами своим детям, находящимся за пределами их понимания.

Одаренный – тот, кто способен функционировать на продвинутом уровне взрослого в какой-то области до достижения 12 лет. Я использовал этот термин в широком смысле, обозначая любого человека, у которого выраженный врожденный дар проявляется в раннем возрасте, даже если это происходит постепенно или не так явно для всего окружения, как у классических вундеркиндов. Слово prodigy происходит от латинского prodigium – «чудовище, которое угрожает естественному порядку». Особенности этих людей настолько очевидны, что напоминают врожденный дефект. В значении данного слова скрыта опасность ненормальности. Мало кто хочет считаться вундеркиндом, особенно с учетом связей между одаренностью и психологическим выгоранием, между одаренностью и чудаковатостью. По мнению самих вундеркиндов, они жалкие, неестественные чудики с малыми шансами на стабильный социальный или профессиональный успех, а их способности – скорее цирковые трюки, чем искусство.