История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 148

Таков был юридический быт чеченцев до подчинения власти Шамиля.

В конце 1830-х годов среди чеченцев, находившихся в подданстве России, стали распространяться ложные слухи, будто бы русское правительство намерено обратить их всех сначала в крестьян, а потом обложить и рекрутской повинностью. Буйный народ, привыкший к своеволию и необузданной свободе, волновался и наконец решил освободиться из-под власти русского правительства.

Раннею весной 1840 года почти все Надтеречные и Сунженские аулы бежали за Сунжу, а вслед за тем и все остальные жители Большой и Малой Чечни, а также качкалыковское и мичиковское сообщества отъединились от нашего правительства.

Восстав против правительства и ожидая неминуемого наказания, жители тех аулов, которые находились на левом берегу Сунжи, не могли оставаться на прежних местах и вынуждены были искать спасения в бегстве. Скрывшись в лесах, они видели, однако же, что при своей разрозненности не могут защищаться от русского оружия, что для противодействия врагу необходимо единство, для чего нужна воля и знания одного человека. Таким человеком чеченцы признали Шамиля и решили обратиться к нему с просьбой о помощи и добровольно подчиниться его власти.

Это обращение оказалось как нельзя более кстати для последнего. Разбитый наголову под Ахульго, имам находился в самом бедственном положении. Бежав с поля сражения и не имея на себе даже черкески, Шамиль скитался из одного аула в другой, пока чеченцы не отыскали его в Шуэти, не предложили ему принять над ними бразды правления и стать во главе вооруженного восстания. Зная хорошо народ, с которым ему предстояло иметь дело, его непостоянство и своеволие, Шамиль согласился приехать в Чечню лишь после продолжительных переговоров и только когда чеченцы дали ему присягу, что будут строго выполнять все его постановления.

Появившись в Урус-Мартане, Шамиль начал с того, что потребовал аманатов из тех семей, которые пользовались наибольшим уважением и влиянием в народе, и навербовал себе мюридов из лучших фамилий. Этими мерами он привязал к себе первейшие чеченские семейства, так что последовавшие за этим события – продвижение наших войск в Чечню и уничтожение аулов – не только не привели к упадку власти Шамиля, а, напротив, упрочили ее.

Гонимые с одного места на другое, в постоянном страхе наказания за непокорность, чеченцы искали спасения в благоразумии и воле человека, которого избрали своим предводителем. Шамиль пользовался этим. Он утешал их сладкой надеждой на лучшее будущее и представлял разорение аулов нашими войсками как временное и скоро проходящее бедствие. Возбуждая религиозный фанатизм, который всегда легко пробудить в народе невежественном, притом находящемся в бедственном положении, и в то же время пользуясь этим настроением, он сформировал ополчение мюридов, с помощью которых и упрочил впоследствии свою власть.

Под видом того, что не желает действовать на своих новых подвластных только страхом, а хочет снискать их расположение и привязанность, Шамиль сначала, как мы сказали, вербовал в мюриды лучшее чеченское юношество. Родители вступающего в мюриды первое время не видели в этом ничего, кроме внимания к ним нового властителя, и не понимали, что по дагестанскому учению о мюридизме они, во-первых, лишаются своих сыновей, а во-вторых, увидят в них точных исполнителей воли своих начальников. Каждый вступающий в мюриды к самому Шамилю или к его приближенным – Ахверды-Магома, Шуаип-мулле и другим – приносил присягу на Коране: слепо и свято исполнять все приказания, какого бы рода они ни были, не отступая от этого правила даже в том случае, если бы от него потребовали поднять руку на родного брата. Давая клятву забыть узы родства, мюриды всецело передавали себя предержащей власти, употребившей их главным образом на истребление опасных для нее людей.

Строгий устав дагестанского мюридизма в руках такого умного человека, как Шамиль, послужил самым верным орудием к скорейшему упрочению его власти, потому что мюрид, совершивший по приказу начальства несколько убийств, естественным образом не только ставил себя в полную зависимость от того, по чьему приказу было совершено преступление, но и служил лучшим ручательством в верности своего семейства и ближайших родственников. Возбудив убийством против себя кровных врагов, мюрид находил спасение только в покровительстве того, по чьему внушению было совершено преступление.

По обычаю, существовавшему сначала у чеченцев, между семейством мюрида, совершившего злодеяние, и родственниками убитого возникала кровная месть, а оттого семейства и родственники мюридов невольно попали в число верных приверженцев Шамиля и становились карателями его врагов.

Впоследствии Шамиль смог уничтожить этот обычай, и мюрид, совершивший убийство, не имел за собой капли.

Приобретая с помощью мюридов влияние в Чечне, Шамиль одновременно заботился и об обеспечении своей власти более продуктивными формами правления. Пользуясь любым, казалось бы ничтожным, обстоятельством, служившим утверждению его владычества, Шамиль искусно налагал на чеченцев оковы, от которых впоследствии освободиться им было уже невозможно. Для обуздания вольности дикого народа он стремился уничтожить адат, потворствующий страстям слабостью своих постановлений, а взамен его ввести шариат, как устав более нравственный, строгий и весьма гибкий. Горцы до сих пор время правления Шамиля не называют иначе, как временем шариата. Боясь, однако, возбудить в народе ропот, Шамиль вначале допустил в некоторых случаях применение и адата.

Приняв звание имам-уль-азам (великий имам, первосвященник, глава веры), а впоследствии и главы правоверных, повелителя Кавказа, объявив себя поборником шариата и главой мюридизма, Шамиль воспользовался всеми обстоятельствами, чтобы основать светскую власть. Для достижения этой цели он не церемонился с положениями шариата, ловко перетолковывая и объясняя его статьи по своему усмотрению. Там, где выгодно было придерживаться буквы Корана, он являлся самым строгим его последователем, а где его личные интересы требовали иного, он отклонялся в совершенно противоположную сторону, не опасаясь цензуры со стороны невежественного народа. Это не составляло особого труда для человека умного и энергичного еще и потому, что почти каждое положение шариата имеет множество толкований или, по выражению Шамиля, несколько своих собственных дорог. Если и встречались такие, кто понимал, что поступки Шамиля несовместны с принятым им на себя званием имама, то из опасения его гнева и преследований они считали за лучшее молчать и не вмешиваться. Таких было, впрочем, очень немного, большинство дагестанского духовенства, в котором он только и мог встретить серьезную оппозицию, было корыстно, невежественно и блуждало по разным дорогам шариата, не находя настоящей.

Учение мюридизма, как мы видели, строго воспрещает применение оружия, а между тем Шамиль ввел смертную казнь, до него не существовавшую у чеченцев. Коран говорит: если кто-нибудь с умыслом убьет кого-либо из правоверных невинно, то его ожидает вечно адское мучение. Имам же, напротив, часто без суда и следствия, по одному подозрению, лишал жизни подданных, обвиненных в мнимых преступлениях. При этом главным побуждением к такой строгости было желание внушить страх другим и тем упрочить свою власть, от которой Шамиль, как муршид и главный распространитель тариката, должен был, по его уставу, отказаться и вовсе не вмешиваться в светские дела.