Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - читать онлайн книгу. Автор: Арнольд Зиссерман cтр.№ 76

Увлекаясь преследованием бегущих, которые по приметам, очевидно, должны были находиться весьма недалеко впереди, наши люди достигли самого трудного места, где тропинка давала возможность идти только в одиночку, и потому они растянулись на большое расстояние, a многие, не поспевавшие за лучшими ходоками, и отстали. Впереди всех были партизаны-солдаты, князь Кобулов, еще два-три офицера и самые ретивые из тушин и грузин, у которых руки чесались на лезгин. Вдруг, совершенно неожиданно для запыхавшихся людей, раздается оглушительный залп, и семьсот человек горцев, обнажив кинжалы, с неистовым гиком бросаются из лесной засады на ошеломленных. Нетрудно себе представить, что здесь произошло. Передние, и в числе первых Кобулов, пали от выстрелов, раненые повалились с кручи, некоторые, защищаясь как львы, умирали, пронзенные десятками кинжалов, иные сами бросались в кручу, остававшиеся сзади, услыхав выстрелы, бежали вперед и увеличивали только число жертв. Резня была ужасная. За исключением нескольких отставших и успевших скрыться в чащу, все наши храбрецы погибли. Лезгины, потеряв только несколько человек, торжествовали: поотрезав у всех убитых правые руки, обобрав тела и надругавшись над многими трупами, они ушли, уведя и нескольких человек, взятых живьем. Подоспевшая часа через два свежая сотня милиции наткнулась на ужасную картину и оглушила окрестность раздирающими воплями. Груда изуродованных тел, без рук, многие без голов, нагие, валялись на небольшом пространстве; по речке неслись тела, отрубленные головы, остатки платья, ружейные чехлы; на ребрах обрыва слышались стоны раненых, уцепившихся за торчащие из трещин сосны и конвульсивно удерживавшихся уже более двух часов!..

Между тем усиленные сигнальные выстрелы, подхваченные и на других кордонных постах, дошли до Закатал; приказано было двум сотням донцов тотчас скакать к Белокани, а батальону идти за ними форсированным маршем. К донцам, по приказанию генерала Чиляева, пристроился и я. То вскачь, то полной рысью прибыли мы к форту часу во втором дня, когда катастрофа уже разыгралась и некоторые спасшиеся люди успели вернуться с печальными известиями. Начиная с самого князя Кобулова, красивого, видного и весьма милого человека, почти половина погибших грузин и особенно тушин были мои личные знакомые; я не мог удержаться от слез, когда их изуродованные трупы, доставленные в форт, были разложены рядами и к ним с отчаянными воплями припадали братья, родственники, товарищи из оставшихся милиционеров; от тела Кобулова, весьма любимого ими, многих оторвать нельзя было. Печаль усиливалась горьким чувством так сильно оскорбленной гордости, такими поруганиями презренных лезгин над телами князей и предводителей! И добро бы пали они в открытом бою, а то обманом, коварно завлеченные в засаду, один против семи!

Особенно поражали некоторые покойники, и я до сих пор живо помню двух: солдата Тифлисского егерского полка Портнова и милиционера из имеретин, давно служившего на кордоне, известного удальца по имени Георгий (фамилии не могу вспомнить). Невзирая на десятки сквозных кинжальных ран, лица их сохраняли какое-то особенно суровое, решительное выражение, и можно было догадываться, что они недаром продали жизнь свою.

В числе раненых встретил я моего приятеля милиции прапорщика из тушин Ивана Девдоридзе. Необыкновенный случай произошел здесь с этим известным всей Тушетии храбрецом, нередко ходившим с несколькими товарищами в набеги к соседним лезгинским аулам. При преследовании лезгин он все время не отставал от князя Кобулова. Когда раздались первые выстрелы, и Кобулов упал мертвый, Девдоридзе вскрикнул: «Боже, какое несчастье!» и при этом поднял обе руки вверх, в это самое мгновение две пули пронизали его насквозь одновременно в правый и левый бок между ребер, он зашатался, упал и полетел с кручи в речку, течением коей был пронесен приблизительно с четверть версты, прибит к торчавшему из воды карчу с такой силой, что из головы пошла кровь… Несколько времени после этого он находился в беспамятстве, затем, придя в себя, он конвульсивными усилиями, хватаясь за ветви корней и за камни, добрался до берега, нарвал травы, заткнул ею сочившиеся кровью отверстия ран и ползком, напрягая последние силы, сталь подвигаться по течению речки; наконец, через два-три часа, когда силы окончательно истощились и он стал уже готовиться к неизбежному концу, услыхав грузинские голоса, он несколько раз застонал – и что дальше произошло, уже не помнит… Если бы я не был почти очевидцем этого происшествия, то оно, по справедливости, могло бы показаться болезненной фантазией. Какова живучесть человека! Не забудьте, что Девдоридзе до того разновременно был уже пять раз ранен пулями, лет ему было около 35, высокий, худой, с бледным, впалым лицом.

Услыхав стоны, милиционеры взяли его и донесли до форта, где ему была оказана первая помощь; он вскоре опять пришел в себя, чрезвычайно обрадовался, увидев меня, и слабым голосом рассказал мне подробности происшествия. Я, понятно, употребил все усилия помочь бедному: поил его чаем, разыскал кое-какие его вещи и оружие, о котором он особенно беспокоился, присмотрел за его конем, а когда мы после ночлега в форте на другой день отправились обратно в Закаталы, устроил ему носилки с зонтиком из носовых платков, всю дорогу ехал около него, утолял его жажду; прибыв на квартиру в Закаталы, я тотчас же разыскал одного из горских лекарей; тот осмотрел раненого, нашел положение чрезвычайно опасным, особенно вследствие ужасного истощения сил от громадной потери крови, но выразил надежду, что если больной выдержит еще дня три, то может и выздороветь. Лекарь с усердием занялся моим приятелем, имея в виду и покровительство, и щедрое вознаграждение от князя Эристова, которого я обо всем известил; и нужно отдать справедливость покойному князю Захарию Георгиевичу: он как ребенок плакал, слушая мой рассказ о постигшем его соотечественников несчастии, и делал все, что возможно, для успокоения раненых. Недели через две Девдоридзе уже вставал с постели, ходил по комнате и, видимо, выздоравливал. Как я ни старался отвлекать его от воспоминания о кровавой катастрофе 8 мая, но он по несколько раз в день возвращался к этому, перед глазами его носились эти ужасные призраки, и он все восклицал: «Боже, неужели Ты допустишь, чтобы я умер без отмщения!». Да, должно быть, сцена была слишком ужасна, далеко превосходившая мое слабое описание, когда она могла произвести такое исключительное впечатление на Девдоридзе, человека, родившегося и выросшего среди беспрерывных тревог и опасностей, не раз глядевшего в глаза смерти!..

Благодаря чрезвычайной натуре раненого, искусству лекаря (в отношении лечения ран азиатские лекари владеют какими-то по наследству передаваемыми тайными средствами и, случается, затмевают медицинскую науку, даже в лучших ее представителях) ^[14] и хорошему уходу Девдоридзе в первых числах июня настолько оправился, что мог сесть на лошадь и потихоньку отправиться в свои родные горы, где он среди своей семьи и выздоровел окончательно. Мне уже, впрочем, не пришлось его больше встретить, хотя я после того еще семнадцать лет пробыл на Кавказе, но известия и поклоны от него получал я несколько раз.