Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - читать онлайн книгу. Автор: Арнольд Зиссерман cтр.№ 75

Князя Воронцова не было в городе: он с княгиней уезжал в Карабах. Я являлся к князю Бебутову, начальнику главного штаба, и генералу Вольфу и, отдохнув дня три, отправился в Закаталы.

Помню, как в то пребывание в России меня поразило отсутствие в русском обществе самых элементарных сведений о Кавказе, представления о нем были самые забавные. Конечно, мы всегда больше интересовались положением какой-нибудь Бразилии, чем своего отечества, и неведение оправдывалось крайне ограниченные числом печатных известий и еще более ограниченным числом желающих читать, но все же казалось странным, что люди так называемого образованного класса относились с полным равнодушием к окраине, бывшей уже полвека в руках России, содержавшей там двухсоттысячную армию и приносившей громадные жертвы на борьбу с горцами, борьбу, казавшуюся бесконечной. Вопросы, с которыми многие ко мне обращались, могут показаться плохими анекдотами. Один спрашивал, правда ли, что Шамиль – это Марлинский, устроивший так, что будто он убит в сражении, а между тем бежавший к горцам и ставший их предводителем? Другой спрашивал, знаю ли я его брата, служащего офицером в Кабардинском полку? И когда я сказал, что не знаю, он очень удивился. «Ведь вы все там вместе служите?» – «Как вместе? Я – на Лезгинской линии, за Кавказом, а Кабардинский полк во Внезапной стоит, недалеко от Терека, на северном склоне хребта». – «Все равно сходитесь же в экспедициях и драках с черкесами», – возразил мне этот брат кавказского офицера и никак не мог сообразить моих объяснений, что не сходимся, что расстояние между Лезгинской линией и Внезапной до 800 верст, что театры военных действий у нас различные и что мы вовсе не с черкесами деремся, а с лезгинами и чеченцами и прочее. Он, как и многие, представлял себе Кавказ чуть не в виде одной большой крепости, окруженной черкесами, с которыми наши войска изо дня в день перестреливаются…

В Закаталах я застал все в каком-то особенно тревожном настроении. Крупные происшествия, усиленная деятельность качагов, не утихавшая даже всю зиму и становившаяся все более дерзкой, невзирая на раннее время года, когда горы были занесены еще снегами, очевидное участие в этом жителей – все придавало местным обстоятельствам весьма тревожный колорит, наводивший на местное начальство род уныния. Уже стали поговаривать, что в Тифлисе очень недовольны действиями генерала Чиляева и, вероятно, скоро последуют опять перемены. Отношения его с князем Эристовым стали окончательно натянутыми, и последний относился к делам все более и более пассивным образом, удовлетворяясь лишь желчными выходками против всех распоряжений генерала. Появились партии за Чиляева и против Эристова, и наоборот.

Явившись к генералу, я был им очень любезно принят, но при этом он намекнул мне, что в мое отсутствие до него доходили слухи о не совсем благоразумных действиях моих в Элису, возбудивших неудовольствие жителей. Я объяснил ему дело с алмалинцами, послужившее, вероятно, основанием дошедших до него слухов, и добавил, что в положении пристава трудно соблюсти равновесие между удовольствием жителей, в душе нам враждебных, и желанием по возможности прекращать разбои и другие беспорядки; что я, впрочем, готов исполнять всякое назначение, какое ему угодно будет мне предоставить и никакого особенного желания возвращаться в Элису не имею, тем более, что раз переименованный в военные офицеры, я предпочитаю идти по прямой военной дороге. «В таком случае, – сказал генерал, – оставайтесь пока при мне, дела здесь для вас найдется немало, а после увидим, как лучше будет вам пристроиться».

Князь Эристов, когда я объявил ему об этом, очевидно только по духу оппозиции, разразился озлобленной речью, что вот-де в самое нужное время оставляют опытного чиновника без всякой цели здесь, а Элисуйское владение между тем в руках бестолкового канцеляриста» и т. п. «Ну, да мне до этого дела нет, – продолжал он, – пусть генерал Чиляев распоряжается, как знает, он – главный начальник и сам отвечает за все. Оставайтесь здесь, будем бить баклуши и ожидать своей очереди». Чудак князь Эристов уже забыл, что сам был поводом моего удаления из Элису, дав жителям пример по первой их жалобе без всякого расследования обвинять их ближайшего начальника.

XXXII.

Через несколько дней пребывания в Закаталах среди двигавшихся взад-вперед войск, среди толпы вооруженных людей и постоянных толков о нападениях, тревогах и прочем вся моя недавняя поездка казалась каким-то сном. В ушах моих как бы раздавались еще звуки итальянской оперы, перед глазами живо стояли фигуры Марио и Гризи в раздирательных сценах гугенотов или Фрецолини в Пуританах, я как бы видел еще порхающую Фанни Эльслер и вертящийся corps de ballet в «Питомице фей»; я как будто двигался между жужжащей толпой масок в Большом театре, среди которой государь Николай Павлович в казачьем мундире, сопровождаемый графом Орловым и Дубельтом, так величественно выдавался из массы; я как будто еще выплясывал на вечерах благородного собрания в Пашковском доме, не нарадуясь на свои эполеты и Георгиевский крест, уверенный, что все дамы исключительно на меня обращают свои взгляды – одним словом, передо мной в живых образах проносились самые привлекательные, в первый раз в жизни пережитые сцены, действовавшие на меня после восьми лет пребывания среди диких кавказских мест с понятным сильным обаянием, а тут в действительности в воздухе чуялся только запах пороха и крови. Еще несколько дней – и я попал в свидетели одного из тех кровавых происшествий, которые составляли на Кавказе обычные аксессуары нашей жизни.

Верстах в двадцати от Закатал по направлению к левому флангу линии впереди большого аула Белокан был построен небольшой форт, вооруженный пушкой и занятый командой солдат; назначение его было наблюдать за лежавшим впереди ущельем, по которому горцам представлялся весьма удобный переход на плоскость, и сигнальными выстрелами возвещать о появлении неприятеля.

С весны, когда дороги в горах, очищаясь от снегов, давали возможность перехода большим партиям, у форта располагали какую-нибудь часть войска. В этот раз там были расположены партизанская (то есть составленная из охотников от всех батальонов) команда человек до сорока и три сотни милиции из грузин и жителей Тушинского округа под начальством капитана милиции князя Николая Кобулова и еще нескольких милиционерных офицеров из грузин. Все отборные люди, храбрецы, ловкие ходоки по горам.

Перед рассветом 8 мая 1850 года в форте услышали ружейные выстрелы и заметили пожар в хуторах белоканских жителей, расположенных верстах в двух от форта у опушки леса, покрывающего уступы хребта. Очевидно, там показался неприятель. Князь Кобулов, подхватив партизанскую команду и сотню милиционеров, бегом пустился к хуторам, приказав еще одной сотне следовать за ним, если он часа через два не возвратится. На хуторах татары объявили ему, что человек сорок горцев напали на крайний дом, подожгли и стали грабить, но когда по их выстрелам в форте сделалась тревога и вскоре стал доходить шум бегущих людей, горцы бросили грабеж и несколько минут тому назад поспешно отступили по дороге к горам. Князь Кобулов, недолго думая, пустился их догонять. Дорога идет сначала по берегу быстрой речки, постепенно удаляясь от нее, входит в густой лес, далее начинается подъем, дорога сужается, тянется извилинами, превращается в тропинку, имея с левой стороны скалистый к бурлящей речке обрыв саженей в сто, а с правой – весьма крутой скат, покрытый густым лесом.