Так что же, «Русская Правда» оказалась бы в России более жизнеспособной, реалистичной, чем Конституция? Не будем торопиться. Рассматривая и сравнивая два проекта, мы в общем-то сравниваем две утопии. Дело не только в том, что инициатива преобразования шла, как обычно, «сверху», игнорируя желания «низов», но и в том, что Россия 1820-х гг. вообще не была готова к столь радикальным переменам. Причем к этому не были готовы все сословия и слои населения империи. Ощущение духа времени, желание прогресса любой ценой, стремление идти в ногу с ведущими странами Европы явно пьянили и слепили первых русских революционеров, заставляя их иногда принимать желаемое за действительное. И дело было, наверное, не только в том, что они были первыми, но и в том, что подобный близорукий энтузиазм является характерной чертой радикального движения вообще.
Однако вернемся к событиям, происходившим в Северном и Южном обществах. Проект Муравьева, в отличие от «Русской Правды», хотя и обсуждался очень широко, не стал программой Северного общества. Это произошло потому, что в обществе назревали коренные изменения, к нему присоединились люди, которых заметная умеренность и осторожность Конституции никак не могли удовлетворить. В 1823 г. Пестель организовал в Петербурге ячейку Южного общества в Кавалергардском полку, чтобы через нее попытаться влиять на настроения и решения северян.
В свою очередь, в 1824 г. на юг отбыл С.П. Трубецкой, имевший тайное задание как-то умерить буквально гипнотическое влияние Пестеля на своих соратников, найти недовольных им и склонить Южное общество к принятию более умеренных планов северян. Эта обоюдная «контрдеятельность» не прибавляла единства движению декабристов, но была совершенно объективным явлением. Идеология, в силу особенностей развития российской интеллигенции, начинала принимать для последней характер священной истины, единственной и безоговорочной. Никто не хотел и не мог уступать своего обдуманного, выстраданного и, как казалось, единственно правильного решения. Представлялось, что планы твоих оппонентов ведут к гибели революционного дела, направлены против истинного прогресса страны, а проверить эти предположения можно было лишь практикой. Слишком короткий срок существования радикального движения в России не дал ему возможности накопить сколько-нибудь значимый опыт борьбы с властью.
Все же следующим шагом Северного и Южного обществ явилась попытка выработки ими единой идейной программы. Это оказалось делом далеко не легким. Южане настаивали на принятии «Русской Правды» в качестве будущей конституции страны. Север, соглашаясь, в принципе, на учреждение республики, сомневался в необходимости и реальности пестелевского дележа земель и выступал непримиримым противником даже временной диктатуры какого бы то ни было типа. Поскольку же демократическим путем добиться того, что она требовала, не представлялось возможным, то это сводило на нет самую суть «Русской Правды».
В Петербурге полагали, что дела пойдут следующим образом: в результате переворота царская власть свергается, руководители заговора немедленно созывают Учредительное собрание, которое и решает вопрос о будущем политическом устройстве России. Такой поворот событий не мог устроить их оппонентов из Южного общества, итоги свободного выбора россиян вызывали у них обоснованные сомнения. В марте 1824 г. Пестель приезжает в столицу и выступает на собрании членов Северного общества, разъясняя свою позицию. Он настоятельно рекомендует принять «Русскую Правду» в качестве программы, чем укрепляет северян в их подозрениях по поводу Пестеля – диктатора. Добиться своего Павлу Ивановичу не удается, но его приезд в столицу не прошел бесследно. Споры вокруг будущей формы правления и способа решения аграрного вопроса вспыхнули в Северном обществе с новой силой и способствовали окончательному выделению в нем радикального крыла. Его составили К. Рылеев, Е. Оболенский, А. и Н. Бестужевы и ряд других «молодых» декабристов.
Именно они начинают играть роль первой скрипки в революционном подполье Петербурга. Особенно это становится заметным к осени 1825 г. Так, 27 сентября им удалось превратить чуть ли не в политическую демонстрацию похороны поручика Чернова, убитого на дуэли с флигель-адъютантом Новосильцевым. За гробом Чернова шли тысячи людей, а Петербург несколько недель только и говорил, что об этой демонстрации общественных симпатий к скромному поручику, который не спустил оскорбления своей семьи аристократу и любимцу императора.
История, обстоятельства российской жизни продолжали между тем подталкивать революционеров к решительным действиям. Летом 1826 г. в Белой Церкви, что на Украине, намечался царский смотр войск, на котором должен был присутствовать император вместе со своими братьями. Упускать такой момент для начала восстания казалось преступным, но для успешного его проведения надо было согласовать свои позиции. Северное и Южное общества договорились о проведении совместного съезда в начале 1826 г. На нем окончательно должен был решиться вопрос о программе движения, однако и без этого было ясно, что идея республики начинает побеждать идею конституционной монархии, а идея Учредительного собрания – идею Временного революционного правительства. Именно в этот момент Южному обществу удалось значительно пополнить свои ряды.
В конце лета 1825 г. его члены с удивлением узнали о том, что по соседству с ними давно существует другая тайная организация – Общество Соединенных Славян, – основателем которой был юнкер Петр Борисов. С 1823 г. целью организации стала борьба за объединение всех славянских народов: России, Украины, Белоруссии, Польши, Богемии, Моравии, Венгрии, Сербии, Молдавии, Валахии, Далмации и Кроации – в одну демократическую республиканскую федерацию. Каждый из объединившихся славянских народов должен был иметь свою конституцию, отвечавшую национальным традициям и условиям. Вступившие в Общество Соединенных Славян давали клятву бороться «для освобождения себя от тиранства и для возвращения свободы». Революцию «славяне» понимали как движение народных масс, то есть рассчитывали в своей деятельности опереться на крестьянство. Иными словами, они не были согласны с идеей военной революции, полагая, что последние «бывают не колыбелью, а гробом свободы, именем которой свершаются». Члены славянского общества отличались от декабристов не только своими идейными и тактическими установками, но и имущественным положением. Они, как правило, не владели ни поместьями, ни крестьянами, являясь безземельными дворянами.
Активному декабристу-южанину М.П. Бестужеву-Рюмину, в конце концов, удалось уговорить Соединенных славян примкнуть к Южному обществу. Это произошло в военных лагерях близ местечка Лещин. Бестужев-Рюмин провел со славянами несколько собраний, на которых обсуждалась «Русская Правда». Бурные дебаты на них вызвал курс декабристов на военную революцию и диктатуру Временного революционного правительства. В результате переговоров разногласия были не то чтобы сняты, скорее, отложены «на потом». «Соединенные Славяне» согласились на время забыть о своей неудовлетворенности «Русской Правдой», ради свержения самодержавия и отмены крепостного права. Целая группа «славян» дала особую клятву, обязуясь, по сигналу центра, принять участие в цареубийстве.
«Соединенные Славяне» составили в Южном обществе особую «славянскую управу» и стали деятельно готовиться к открытой схватке с Зимним дворцом. Тем же, несмотря на разногласия по частным и не совсем частным вопросам, были заняты и остальные декабристы Севера и Юга. Тогда никто не мог предположить, что момент решающего столкновения с властью гораздо ближе, чем им представлялось. История продолжала играть с дворянскими радикалами в понятную только ей игру, подбрасывая России все новые неожиданные вопросы и проблемы.