Он еще успел высказаться по поводу крестьянской реформы 1861 г., и критические оценки 70-летнего старца чуть ли не дословно совпали со словами вождей революционной демократии – А.И. Герцена и Н.Г.Чернышевского. До конца своих дней Батеньков оставался государственным человеком, полностью подтверждая собственные слова: «Законодатели бывают редки. Призвание их составляют кульминационные моменты истории».
Николай Александрович Бестужев
Писать об одном из Бестужевых, отрывая его от пяти братьев, очень сложно. Они с детства были дружны, едины при всех внешних различиях, да и обстоятельства позаботились о том, чтобы их жизненные пути оказались почти неотличимы. Из пятерых братьев Бестужевых четверо были 14 декабря на Сенатской площади, а трое принимали активнейшее участие в подготовке восстания. Наказания им выпали тоже практически одинаковые: двое – в Сибирь, на каторгу; трое – на Кавказ, в солдаты. В результате Александр бесследно исчез в битве с горцами в 1837 г., Петр заболел и умер в 1840 г. в больнице для душевнобольных, Павел, чьей единственной виной было чтение журнала «Полярная звезда» и недонесение на братьев, настолько подорвал здоровье на Кавказе, что умер в 1846 г. 38 лет от роду. До амнистии дожил лишь один из Бестужевых, Михаил, оставивший обширные и очень ценные воспоминания.
Все братья были по-своему незаурядны, даже талантливы. Сегодня, видимо, надо пояснять, насколько популярен был писатель Бестужев-Марлинский, но для читателей 1820—1830-х гг. это не составляло секрета. Авторы роскошного трехтомника «100 русских литераторов», вышедшего в 1845 г., не смогли обойтись без этого имени, чем вызвали негодование Николая I.
Михаил Бестужев стал изобретателем знаменитой тюремной азбуки, с помощью которой перестукивались узники российских камер-одиночек и через многие десятилетия после декабристов. Ему же принадлежала идея изготовления «на память» железных колец, сделанных из оков мятежников. Дело оказалось настолько выгодным, что мастеровые Петровского завода достаточно долго изготовляли и удачно сбывали подделки под эти кольца. Павел во время службы на Кавказе изобрел весьма эффективный «бестужевский» прицел для артиллерии, за что был награжден аннинским крестом. Николай… Впрочем, о нем и пойдет дальше речь.
Почему именно о нем? Но ведь младшие братья сами ставили Николая на первое место в своей семейной «команде». Да и позже он был всеобщим любимцем. В многочисленных мемуарах декабристов в его адрес нет ни одного не то чтобы упрека, но даже ни одного раздраженного слова. «Николай Бестужев, – восклицал Н. Лорер, – был гениальным человеком, и, боже мой, чего он только не знал, к чему только не был способен!»
После окончания Морского корпуса Николай Александрович оставлен в нем же воспитателем и вскоре сделался одним из лучших преподавателей корпуса. Интересно, что в числе его воспитанников оказался будущий герой Севастополя адмирал П.С. Нахимов. В Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах Бестужеву участвовать не довелось, а вот к тайному обществу они с братом Александром стали близки с 1821 г. Интересны цепочки приема в члены Северного общества декабристов: Рылеева к организации привлек Пущин, Кондратий Федорович принял Николая и Александра Бестужевых, а те – своего брата Михаила. Вскоре Николай Александрович становится одним из трех директоров общества, заменив на этом посту Никиту Муравьева.
Именно он узнает через Батенькова о дне переприсяги гвардии Николаю I и, может быть, его позиция оказалась решающей для начала восстания 14 декабря. Слова Николая Бестужева: «Действовать!» – были последним аргументом, прервавшим колебания Рылеева. В день восстания братья вездесущи: Московский полк вывел на площадь Михаил Бестужев, Гвардейский морской экипаж – Николай и Александр.
Их единственных не коснулась «милость» императора, снизившего сроки каторги другим декабристам. Николай I прекрасно помнил, кто взбунтовал гвардию, и не мог простить этого братьям. В Сибири товарищей не раз выручали «золотые руки» Николая и Михаила Бестужевых. Николай сам соорудил токарный станок, резал по кости и по янтарю, стал прекрасным краснодеревщиком, часовщиком, мастерски переплетал книги, слесарил и рисовал, рисовал, рисовал. Откройте любую книгу о декабристах, обязательно встретите в ней портреты революционеров, виды сибирских мест, где они отбывали каторгу, жили на поселении. Почти все эти полотна написал Николай Бестужев, создавший целую галерею портретов товарищей и сибирских пейзажей.
Натурой он был безусловно художественной. Его литературные опыты: «Гибралтар», «Записки о Голландии» знающие люди ставили выше произведений его брата, знаменитого Александра Бестужева-Марлинского. Н.М. Карамзин – высший авторитет в тогдашней литературе – полагал, что если кто-то и мог продолжить его «Письма русского путешественника», то только Николай Бестужев. Черновиками и набросками Николая Александровича к «Истории Российского флота» до сих пор пользуются исследователи. Экспозиция Морского музея, когда в нем директорствовал Бестужев, считалась образцовой. В Кронштадте он устроил театр, где был режиссером, актером, дирижером, музыкантом.
Мать Бестужевых двадцать лет безуспешно дожидалась возвращения сыновей. Пережила Александра, Петра, Павла, а в 1846 г. умерла сама. Три сестры Бестужевых продали все свое петербургское имущество и уехали в Селенгинск к двум остававшимся в живых братьям.
Умирал Николай Александрович в разгар Крымской войны, столь несчастливой для России и особенно ее флота. Последние слова его, обращенные к брату Михаилу, были о Севастополе: «Скажи, нет ли чего утешительного?»
Владимир Федосеевич Раевский
Многие десятилетия историки ведут спор о том, кого считать первым декабристом: А.Н. Муравьева или В.Ф. Раевского. Один из них стоял у истоков Союза спасения, другой оказался первым арестованным по делу о тайных дворянских организациях. Понятно, что речь идет не о действительном первенстве, а о своеобразном почетном титуле, более важном для исследователей, чем для самих декабристов.
Так уж получилось, что Владимир Федосеевич Раевский был отмечен печатью необычности с самого детства. В большой семье Раевских (пять дочерей и пять сыновей) он стоял несколько особняком. Мать и отец относились к нему почему-то не так, как к другим детям, во всяком случае, постоянно напоминали именно ему о смирении, опасности гордыни и т. п. Может быть, Владимир Федосеевич действительно с детства отличался большей, чем братья и сестры, духовностью, выказывал зачатки литературного таланта, а это расценивалось родителями как признак не столько расположения Судьбы, сколько опасной непохожести на других? Как и его братья, Раевский получил очень неплохое образование: Московский университетский пансион, где он познакомился и подружился с Батеньковым, затем дворянский полк (в более поздние времена называвшийся юнкерской школой). Прямо отсюда Владимир попал на поля сражений Отечественной войны 1812 г.
После ее завершения началась обычная офицерская служба на Украине и в Молдавии, где в 1816 г. Раевский организовал офицерский кружок. Но по-настоящему его жизнь изменилась, когда в Кишиневе появился М.Ф. Орлов. С этого времени Раевский становится правой рукой генерала-бунтаря. По словам самого Владимира Федосеевича, за повседневной, будничной жизнью офицера, состоявшей в отправлении служебных обязанностей, теперь скрывалась таинственная деятельность члена тайного общества. Декабристом он стал с момента возникновения Союза благоденствия. Заехав в 1818 г. по служебным делам в Тульчин, Раевский примкнул к филиалу Союза, возглавляемому Пестелем. 1818–1819 гг. – это для него период усиленной самоподготовки, внимательного изучения работ Вольтера, Монтескье, Руссо.