Атомный конструктор №1 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кремлев cтр.№ 108

Говорить было больше не о чем, и мы с коллегой удалились с лицами, радостными не более, чем у Фишмана. И лишь потом я оценил этот эпизод по-настоящему. Ведь Фишман мог после моей вспышки (пусть я и был трижды прав) одернуть меня и указать на дверь. А он прошел в нее сам и взял-таки на себя груз непростой инициативы.

Собственно, и он тут был формально не той фигурой, которая обязана была брать «вопрос» «на себя». В конце-то концов, были над ним и Главный конструктор Негин, и Научный руководитель Харитон, и директор Белугин… Был тогда и секретарь парткома… И легче было бы переадресовать все им. Однако — как и в делах техники, Давид Абрамович исходил тут из целесообразности, а не из соображений удобства для себя.

И это было для него, конечно, характерно.

СЕЙЧАС, в отдалении лет, можно предполагать, что смерть Сахарова и общее нарастание Смуты серьезно выбили Давида Абрамовича из колеи. Совершенно неожиданно, и не только для него, в стране возобладали настроения и тенденции, не просто ранее немыслимые, но очевидно гибельные. Противодействия им не оказывалось, но что мог Фишман? Противодействовать надо было политически, а Фишман политиком не был. Он был «бомбоделом», зарядчиком, инженером.

Ядерная работа дезорганизовывалась, в печати появлялись «открытые письма», где горе-литераторы (вот уж их-то «книг» в библиотеке Фишмана не было!) кощунственно называли советских ядерщиков «слепыми ястребами»… О людях, исключивших для России войну, создавших ее Ядерный Щит, писали, что они готовы ради мундирных амбиций и высокой зарплаты ввергнуть мир в «ад ядерного Апокалипсиса» и т. д.

Даже ответить им было невозможно — почти все печатные издания были «пьяны воздухом свободы», хотя все большие права получала не подлинная свобода духа, а дозированная «вседозволенность» — для тех, кто не защищал Державу, а крушил ее.

Конечно, Фишман был надломлен. И в самом конце 1989 года в его блокноте появился черновик следующего знаменательного документа:

Директору ВНИИЭФ

Заявление.

Прошу с начала 1990 года оформить мне персональную пенсию союзного значения.

С этого же срока прошу переместить на должность нач. лаборатории (исторической) или должность главного научного специалиста с сохранением получаемого докторского оклада.

Такое решение было принято всерьез, и, если бы не мелкая деталь, в которой густо смешались бюрократические и иерархические предрассудки с чиновничьим идиотизмом, Фишман действительно ушел бы на пенсию.

Но — не ушел.

Оказалось, что ему полагалась всего лишь персональная пенсия республиканского, а не союзного значения. А «атомное» ведомство в период горбачевской «катастройки» не котировалось, и ходатайство о назначении высшей категории пенсии в расчет никто не принял бы. Окончательно это стало ясно после крупного разговора по ВЧ-связи все с тем же Цырковым.

И Давид Абрамович остался.

В дневнике появлялись новые записи…

14 декабря 1989 года:

Не могу сказать точно — собственные ли это мысли Давида Абрамовича, или это — очередная, выписанная откуда-то, цитата. Но так ли уж это важно? Важно то, что он это записал! В личном дневнике! И, без сомнений, записал потому, что такие мысли отвечали его собственному душевному настрою и жизненному опыту. Недаром же он в те, свои последние, годы то ли устало, то ли зло пошутил: «Мы любили до СПИДа, ели до Чернобыля и работали до перестройки».

ЭТА книга — о человеке. Но она же — и о том деле, которым он жил и с которым был связан. И поэтому уместно сказать еще несколько слов на эту тему. Хотя бы коротко сказать о том, что в последний, как оказалось, год жизни Давида Абрамовича его беспокоили многие нерешенные проблемы зарядной работы: научные, инженерные, конструкторские, методологические, и он собирался ориентировать на них коллектив зарядчиков.

Сказать об этом особенно важно сейчас, когда приходится нередко слышать о том, что серьезные проблемы зарядостроения, мол, исчерпались, что ключевые вопросы решены, что все более-менее ясно, и нет необходимости в работах того размаха и глубины, которые велись когда-то.

Интересно — как бы прокомментировал все эти рассуждения атомный конструктор СССР № 1, восстань он из гроба? Он-то более двадцати лет назад смотрел на проблемы своей профессии прямо противоположно! Он многое задумывал — по чисто конструкторской линии совершенствования зарядов, по доведению до совершенства их надежности и безопасности…

Однако он не успел.

Да и мог ли он что-то сделать, если начинались невыплаты полунищенских зарплат, если страну сотрясала искусственная «талонная лихорадка», и даже преданные делу специалисты все более жили житейскими, а не деловыми заботами?

Тем не менее, Давид Абрамович работал по-прежнему много. Но — уже без «куража», как говорят в цирке. Чуть более чем за месяц до своего 73-го дня рождения — 16 января 1990 года, он выписал в дневник турецкую пословицу: «Что легко пришло, то легко уходит».

Через десять дней, 26 января, под этим приписал: «Бисмарк: «Гении задумывают революцию, фанатики ее осуществляют, а подлецы пользуются ее плодами»…».

А еще ниже следует горькая — безысходно, пожалуй, горькая, запись: «УЮБ одна забота — только бы не поцарапать памятник».

Это было написано, конечно, о Юлии Борисовиче Харитоне — стремительно стареющем.

Что ж, констатация нелицеприятная, но, увы, имевшая под собой основания.

А 1 июля 1990 года (это одна из последних записей в дневнике) Фишман записывает новое для себя понятие — одно из тех, на которые была так щедра эпоха «катастройки»: «Толерантность — терпимость, снисходительность к кому-то или к чему-то».

Много тогда было подобных мутных и скользких словечек. Однако об этом «интеллигентском» «политкорректном» словце надо сказать, что оно было не из словаря Фишмана, не из его эпохи, и — не из его судьбы.

ПРОХОДИЛ сумбурный 1990 год, над страной нависало что-то еще не окончательно осознанное, но зловещее. Накрывало пеленой неизвестности и неопределенности и «ядерный» ВНИИЭФ.

Но Давид Абрамович как-то преодолел внутренний кризис — он ведь был бойцом, и, похоже, собирался с силами для того, чтобы выработать в этих зловещих условиях соответствующую линию политики КБ-1 и ВНИИЭФ в целях обеспечения стратегической обороноспособности России.