Атомный конструктор №1 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кремлев cтр.№ 107

Что означал бы на практике «безъядерный мир»? По сути, он стал бы возвратом к старому ДОядерному миру, где большие войны между любыми (вплоть до самых крупных) субъектами мировой политики и были возможными, и реально происходили. Следовательно, в результате установления «безъядерного» мира наиболее вероятной оказалась бы ситуация, описанная в названии сказки Хиллари Беллока «Джим, который убежал от Няни и был съеден Львом». Малосимпатичная няня — не лучший вариант, но лучший, чем самый симпатичный голодный лев.

ЯО можно сравнить и с солью из другой сказки — где разгневанный король изгнал из своего царства младшую дочь за то, что она сравнила свою любовь к нему с солью. Лишь когда в царстве вслед за этим исчезла и соль, король понял всю глубину своих заблуждений. Сказочное королевство спасла добрая волшебница, но кто спасет нашу планету, если в понимании сути, «соли» наших планетарных проблем мы проявим не большую дальновидность, чем незадачливый отец?

Давид Абрамович — как и его товарищи и соратники — понимал это, и его задачей всегда было создание материальной, военно-технической базы ядерного паритета, ядерного сдерживания. То есть — тех реальных ядерных и термоядерных зарядов, наличие которых у Державы сдерживало войну и гарантировало мир.

Именно на мир, а не на войну всю жизнь работал ядерный оружейник Фишман. Именно о мире он думал и тогда, когда размышлял об облике ядерного оружия 2000 года…

14 ДЕКАБРЯ 1989 года в Москве умер Сахаров. Андрей Дмитриевич после ухода из ВНИИЭФ сослужил стране не лучшую службу и, напротив, нанес немало вреда. Попав под влияние сил, имеющих целью отнюдь не укрепление мощи Державы (чем Сахаров занимался весь славный период своей жизни), он вряд ли понимал всю нелогичность своей позиции.

Давид Абрамович был с Андреем Дмитриевичем знаком хорошо и достаточно близко. И, безусловно, испытывал его влияние. Причем испытывал настолько, что после смерти Сахарова написал, как мы знаем: «НЛО — инопланетяне. А, может быть, А.Д.С. один из них? Уж очень он непохож на современных людей Земли». Уже поэтому последние оценки Сахарова Давидом Абрамовичем не всегда можно назвать критичными и объективными — он явно восхищался Сахаровым не только образца 1952-го, но и образца 1989-го года.

А точнее — неизменно восхищался им, и — все тут!

И, конечно, перед глазами Давида Абрамовича стоял Сахаров тех лет, когда он жил в Сарове в доброй атмосфере дружной семьи, которую вела удивительная женщина — жена Андрея Дмитриевича Клавдия, «Клава». Хранительница домашнего очага и душевного покоя физика Сахарова, она влияла на него — но как добрая, чуткая, понимающая, любящая подруга, умеющая отвлечь мужа от забот и деловых проблем. И Андрей Дмитриевич трогательно любил ее, детей.

Клава рано умерла, и на смену этому доброму гению Сахарова пришла изощренная Елена Боннэр, ставшая его злым гением и увлекшая физика Сахарова в мир сомнительной политики. И уж она-то покоя мужу не дала, ее влияние было прямо противоположно влиянию Клавы. Клава вела дом, где муж мог отдохнуть перед новыми трудами. Боннэр лишила Сахарова и домашнего уюта, и его дела.

Но для Давида Абрамовича Андрей Дмитриевич всегда оставался «АДС» времен РДС-37. Что ж — в этом ему никто не может быть судьей. Он имел право на свой взгляд на ушедшего товарища — младшего по возрасту, но старшего заслугами.

Переживая утрату и вспоминая былое, Фишман делал пометки, вызывая в памяти беседы во время прогулок, полеты на полигон, командировки на Урал. Вспоминал курьезный случай, когда Сахаров в спешке отъезда забыл паспорт и начальник аэровокзала, видя в списках на полет Сахарова, сомневался, что перед ним тот, кто внесен в списки, и выручила случайно оказавшаяся в сахаровском пальто орденская книжка.

Не для других, а для себя, Давид Абрамович писал: «От нас ушел большой великий патриот России, носитель Духа, Совести и Интеллекта. Как большой настоящий ученый он был необыкновенно щедр и добр. Главное, что он нам оставил — Совесть. Он жил и трудился на совесть…»

Эта мысль была бы верна, если бы за последними словами «…трудился на совесть» шло: «пока работал в Сарове», но Фишман-«ДАФ» не видел в своем «АДС» недостатков, в записях о Сахарове четко видна некритичность восприятия Сахарова Давидом Абрамовичем.

Что ж — Фишман не был политиком, его сферой была, все же, инженерия. Но, так или иначе — Андрея Дмитриевича не стало, и теперь было важно не дать Елене Боннэр и прочим сделать Сахарова знаменем «оппозиции». Важно было показать всем, что великий Сахаров принадлежит не политиканам, а тому делу, которым он занимался в Сарове.

Наилучшим вариантом тут был бы возврат Андрею Дмитриевичу — хотя бы посмертно, всех его званий и наград, которых он был удостоен за ядерные оружейные работы. После того, как внешние силы стали использовать Сахарова в политиканских играх, он был лишен государством всего: звания трижды Героя, орденов, лауреатских званий, кроме звания действительного члена Академии наук СССР. Хотя бы теперь ситуацию можно было изменить — в общих интересах.

Инициатива могла и должна была исходить от родного ведомства — Минсредмаша, в то время, правда, уже переименованного в Минатомпром. И вот тут мне придется обратиться к собственным воспоминаниям.

МИНИСТЕРСТВО министерством, но было бы разумно и почетно, если бы исходный толчок возможному ходатайству перед правительством о возврате Сахарову трех его Звезд Героя Социалистического Труда и лауреатских званий шел от ВНИИЭФ. Я понимал это со всей отчетливостью, однако мой низкий статус и близко не позволял «высовываться» с такой идеей в главк или министерство самостоятельно. Однако проект ходатайства я написал. И, хотя и беспартийный, пошел с ним к одному из знакомых членов парткома ВНИИЭФ с тем, чтобы уже вместе пойти к Давиду Абрамовичу.

Вскоре мы были в его кабинете. Не так часто я в нем оказывался до этого, а тут еще и вопрос «нештатный», деликатный. Фишман прочел, задумался, а когда заговорил, то стало ясно — он склонен не жестко, но явственно от участия в таком деле уклониться. И тут я разозлился и не сдержался, высказавшись в том смысле, что вот, мол, так мы и сдаем позиции, а дрянь — наступает. Сахаров без его «атомных» Звезд — это знамя для «демократов». А Сахаров с возвращенными Звездами — один из символов державной работы.

Давид Абрамович как-то тяжело, но не сурово, а скорее устало, посмотрел на меня — а знал он меня плохо, почти не знал, взял со стола мой листик, и, ни слова не говоря, вышел из кабинета. Вне сомнений, он направился в «предбанник», к которому примыкала комнатка с «гербовым» телефоном для переговоров по ВЧ-связи.

Минуты шли за минутами, а Фишман все не возвращался. Когда мы выглянули в «предбанник», секретарша — Галя Леонова, сообщила: «С Цырковым разговаривает». Георгий Александрович Цырков — старый товарищ и коллега Фишмана еще по испытаниям РДС-1, как и Давид Абрамович — Герой и лауреат, был тогда начальником 5го Главного управления Средмаша, но позицию в начинавшейся Смуте занимал не боевую (так оно у него пошло и дальше, уже в ельцинские времена).

И вновь шли минуты, мы ждали, и вот в кабинет вернулся его хозяин. Вернулся он с лицом еще более хмурым, чем перед уходом, и потухшим, немного севшим голосом (Галя потом сообщила, что из-за двери было слышно, как он с Цырковым матерно ругался) сказал нам: «Георгий Александрович возражает и даже недоволен, что мы суемся не в свое дело. Это — право вдовы, а Боннэр об этом не попросит».