Атомный конструктор №1 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кремлев cтр.№ 106

Однако подтекст того, почему Давид Абрамович выписал в тетрадь ленинскую цитату, в общем-то, понятен. Во второй половине 80-х годов Державой правила уже некомпетентность, и при внешнем отсутствии администрирования, «командования», в жизнь общества начинало входить ловкое и подлое манипулирование общественным сознанием.

При всем при том потребность работать, начинать новые дела, узнавать новое у Давида Абрамовича не проходила, а, может быть, даже усиливалась. Да и потенциал не был исчерпан — если бы страна была на подъеме, то и у Фишмана вполне могло открыться «второе дыхание»! Он накопил огромный опыт и был готов на его базе переосмыслить содержание и направления оружейной работы. Задумывался — как уже было сказано, об облике оружия 2000-го года.

В его записях мы читаем: «1. О перспективах освоения новой номенклатуры продукции, росте производственной программы (с обоснованием) на период до 2000 года, 2, О строительстве, реконструкции и техническом перевооружении отдельных объектов основного назначения на период до 2000 года».

Это были крупные перспективные задачи оружейников в его понимании. А вот что Давид Абрамович написал об облике перспективного оружия:

«Как нам представляются изделия образца до 2000 года:

— унифицированными для большого класса носителей,

— спроектированными с учетом требований научно обоснованной стратегии и тактики выполнения задачи,

— с учетом тактико-технико-экономической эффективности решения задачи, увязанной с общим балансом расхода активных материалов,

— с высокой надежностью и более высокими эксплуатационными характеристиками,

— может быть— с расширенными гарантийными сроками ряда узлов, — с высокой технологичностью, с широким применением современных методов обработки, с min объемом механической обработки и особенно ручного труда и подгонки,

— с коренным улучшением методов контроля и особенно внедрением неразрушающих методов контроля, с заметным улучшением КИМ'а (коэффициента использования материала. — С.К.)».

И тут, пожалуй, надо сказать вот что… Читателя, профессионально не связанного с проблемами ядерного оружия, возможно, смутят стиль и подход, которые могут показаться человеку со стороны чуть ли не зловещими. Ведь за всеми этими «стратегия и тактика выполнения задачи», «тактико-технико-экономическая эффективность решения задачи» стоит «оружие Апокалипсиса» — как часто называли ядерное оружие на Западе. Но надо ли пояснять, что высшим заблуждением будет думать о Фишмане и его товарищах по созданию оружия как о мрачных «ястребах»?

Ядерщиков в годы «катастройки» нередко пытались представить чуть ли не человеконенавистниками, бессердечными «профи», которым нет дела до того, что реальное «выполнение задачи» — это ядерный конфликт. В действительности же все обстояло как раз наоборот. Советский оружейник Фишман, как и другие его коллеги, никогда не были поджигателями и адептами потенциальной войны. Они не были жрецами разрушения, а напротив — были всегда по своей психологии самыми мирными людьми. И всегда стремились к одному — к прочно, надежно обеспеченному мирному будущему их Родины и всего мира. Но при этом оружейники СССР понимали, что «добро должно быть с кулаками»!

ЯДЕРНОЕ оружие России — средство не войны, а мира, впервые давшее миру — мир за счет ядерного паритета. Оно сдерживает потенциально агрессивные силы, психологически ориентированные на войну.

Когда-то Хайрем Максим, работая над пулеметом, думал, что создает средство, делающее войны невозможными. Однако он всего лишь создал высокоэффективное автоматическое огнестрельное оружие. Иное дело — разработчики ЯО. Итогом их работы стало нечто действительно богоравное. Впервые оказалось возможным к классическому «все в руце Божьей» прибавить: «и в человечьей — тоже». Отсюда возникал и совершенно иной уровень ответственности, качественно иной масштаб последствий.

Не сразу, но стало ясно, что, раз возникнув, ЯО может сыграть роль положительную только в том случае, если будет рассматриваться как беспрецедентное и даже абсолютное по своей эффективности политическое, а не военное средство, способное обеспечивать стабильность (или восстанавливать ее) без непосредственного применения оружия.

Моментом истины здесь стал Карибский кризис. По иронии судьбы английский военный теоретик Лиделл Гарт напрочь отказал ЯО в праве быть «хорошим полицейским или пожарным» как раз незадолго до начала этого кризиса. Но Кризис, если вспомнить, что слово это восходит к греческому «приговор», стал действительно приговором идее реальной крупномасштабной войны, где военные системы используются как классическое оружие.

С момента появления первых дубин конечным назначением любого оружия было физическое устранение одушевленных и неодушевленных материальных препятствий на пути к достижению тех или иных целей индивидуумами, группами их или государствами. «Политика канонерок» из фазы стояния на рейде легко и естественно переходила в фазу обстрела и высадки десанта. Карибский кризис впервые убедительно доказал, что военные ядерные системы — это если и дубины, то не боевые, а «политические» и ничем иным в обществе, не склонном к самоубийству, быть не могут.

Страх — как бы глубоко он ни запрятывался, был отныне доминирующим чувством при оценке любой конфликтной ситуации. Однако советские ядерщики не страдали пресловутым «комплексом вины». Они знали, что правда — на нашей стороне. Тот же Карибский кризис возник не потому, что русские пожелали насадить на Кубе коммунизм, а потому, что Америка — в дополнение к многочисленным уже существующим базам вокруг СССР — разместила на территории Турции ракеты «Юпитер», достигающие Москвы и Урала. Наши ракеты на Кубе стали лишь ответом на новую угрозу со стороны США. Америка же сразу ударилась в истерику.

Двуличие и политика двойного стандарта, исповедуемые в США, программировали «комплекс вины» мыслящих оружейников Америки. А понимание мыслящими оружейниками

России мирного смысла советского ЯО, гарантировало их от такого комплекса! По мере того, как трудами Курчатова, Харитона, Сахарова, Духова, Щелкина, Гречишникова, Негина, Забабахина, Фишмана, трудами десятков тысяч ядерщиков России и всего советского народа формировался «ядерный пат», страх постепенно трансформировался в сдержанность.

Поскольку сдержанность — это антоним опрометчивости, в политической жизни мира стали появляться ранее совершенно несвойственные ей черты: война более не рассматривалась великими державами как нечто способное решить их взаимные прямые или опосредованные конфликты. Впервые в мировой истории пушки перестали быть «ultima ratio гех» (последним доводом королей). Причиной же был «ядерный пат».

Герцен хорошо подметил, что человек не может быть более свободен внешне, чем он свободен внутренне. Как это ни странно — пояснял он, народы с меньшим для себя ущербом сносят иго принуждения, чем излишнюю свободу, к которой они не готовы. А разве готовы мы к свободе от ядерного сдерживания? Разве готовы мы к такому свободному миру, в котором никому не позволены действия, ущемляющие первейшие, неотъемлемые, природные права каждой личности?