Атомный конструктор №1 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кремлев cтр.№ 111

В возрасте семидесяти лет, после десятилетий напряженного труда, успехов и разочарований, возглавляя огромное КБ с важнейшими государственными задачами, ежедневно решая десятки малых и больших вопросов, имея тысячи подчиненных, переписать — для себя, для своего удовольствия — десятую пушкинскую главу?..

Ему бы ее — пожелай он, переписали бы хоть затейливым каллиграфическим, хоть четким чертежным почерком, или отпечатали бы на лучшей пишущей машинке, или сделали фотокопию! Да еще и в сафьян бы переплели!

А он не отдал этого дела никому.

Как ни крути — подобное восхищает само по себе! И говорит не просто о незаурядности личности, а — о человечности этой незаурядности.

А ведь десятая глава — это так, деталь. Важные, яркие вехи в его жизни достойны романа: Харьковский рабфак, Киевский аэроклуб, Ленинградский политех, Кировский завод, военная танковая эпопея на Урале, приезд на «Объект» и работа над РДС-1, испытание РДС-1.

Начало пятидесятых, новые заряды, первая «сахаровская» термоядерная РДС-6с, этапная, основополагающая РДС-37, «королевская» «семерка».

А затем — огромная, более чем тридцатилетняя, работа по ядерному оснащению ракет стратегических, оперативно-тактических, тактических и прочих. По созданию направления ПРО — противоракетной обороны. По мирным программам ядерных взрывов. Создание конструкторской школы. И в те же дни, когда он выкраивал время и силы души для освоения десятой пушкинской главы, — работа по текущим планам, формирование новых. И — желание их выполнить!

А параллельно — осмысление сделанного.

Фишман был человеком непростым, раскрывался далеко не каждому, и даже тем, кому он раскрывался, он раскрывался далеко не всегда до конца. Думаю, причиной была не его скрытность — хотя внутренне сдержанным он не быть не мог, а очень уж обширный внутренний мир и очень уж обширные его обязанности и загруженность во внешнем мире, давно состоящем для Фишмана, прежде всего, из подчиненных и начальников.

Об этом задумываются редко, да и сам я задумался о таком лишь сейчас, когда пишу эти строки, но, насколько я понимаю, у крупных инженерных руководителей СССР нечасто бывали душевные друзья. Даже на старинную дружбу у крупных конструкторов с какого-то момента — ох, какой непростой — их жизни не хватало ни времени, ни души. Как уж дружили, казалось бы, ракетчики Королев и Глушко, с каких пор, а вот же — разошлись пути-дороги душ.

И это — не от черствости, а от занятости.

Все уходило на проблемы дела и на восстановление сил для решения этих проблем. Конечно, руководители крупных научных и инженерных коллективов не буки, они постоянно в окружении людей, среди которых всегда немало испытанных товарищей. Но откровенный разговор по душам?

Нет, это случается с годами нечасто.

Поэтому так интересно, на мой взгляд, то, что написал о своем коллеге Николай Захарович Тремасов, заместитель Главного конструктора КБ-11 в 1965–1966 годах, а с 1966 года по 2000 год — Главный конструктор горьковского НИИИС им. Седакова, лауреат Государственной премии СССР, доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ:

Здесь требуется, впрочем, пояснение. Тремасов всю жизнь занимался электронными системами автоматики, то есть — элементом не ядерного заряда, а ядерного боеприпаса. Поэтому и взаимодействие его с Фишманом не носило повседневного характера, хотя знали они друг друга хорошо и пересекались их дороги нередко — на НТСах, совещаниях в Москве и т. п.

Но тем более ценно то, что написал Тремасов:

Да, в порядочность Фишман верил.

И верил, очевидно, потому, что на его пути ему встретилось больше порядочных, увлеченных делом и преданных делу людей, чем людей непорядочных, ленивых умом и душой и отвратительно корыстных. Да оно и понятно — не в комиссионном ведь магазине работал, и не завскладом дефицита.

Младший товарищ и коллега Фишмана, Геннадий Иванович Иванов, ныне тоже покойный, после кончины Давида Абрамовича порой заглядывал в коттедж, где жили вдова Давида Абрамовича с сыном. Евгения Николаевна встречала очень радушно, подолгу беседовали, вспоминали Давида Абрамовича. Однажды Евгения Николаевна вздохнула:

— Вот видите, как все вышло, Геннадий Иванович, за всю жизнь мы смогли с Давидом Абрамовичем накопить примерно 20 тысяч рублей, доперестроечных, думали, на жизнь к пенсии нам хватит, а сейчас все это улетучилось, остались ни с чем.

На дворе стоял недоброй памяти 1993 год.

Те, кто развалил Державу, а теперь добивал ее, набирали первый жир. А в коттедже — единственная «привилегия» от былого, жила одинокая вдова великого, если разобраться, конструктора, атомного конструктора СССР № 1.

Да-а.

ИМЯ Фишмана практически неизвестно широкой публике, как мало или вовсе неизвестны имена многих других, кому он был равен по судьбе, по значению для Державы, по заслугам. Вообще-то, это — удел почти всех оружейников-атомщиков. Их так в России и не знают, кроме рано ушедшего Курчатова и быстро отошедших от оружейных работ Сахарова и Зельдовича. Николая Леонидовича Духова знали, но — как танкостроителя! Почти неизвестен Щелкин — трижды (!) Герой Социалистического Труда.

Даже имя Харитона и его масштаб так и остались, в конце концов, не освещенными для общества в полной мере. Сказался, конечно, и тот режим супер-секретности, который убрал с географических карт СССР само название «Сарова» (не говоря уже о Кремлеве!) и на десятилетия превратил «Объект» в город-фантом, в некий град Китеж, скрытый от глаз людских, но, пожалуй, дело не только в секретности…

Почти одновременно со смертью «ЮБ» Харитона скончался то ли киноактер Марчелло Мастрояни, то ли кутюрье

Версаче. Скорбь «свободной», «демократической» московской прессы была безмерна, лились потоки и славословий, и слез… Но плакали не по выдающемуся Научному Руководителю Ядерной Работы Державы, не по человеку, который в истории науки и техники уникален, кроме прочего, тем, что бессменно руководил крупнейшим научным и инженерным центром с момента его зарождения более сорока лет! Плакали то ли по актеру, то ли по кутюрье. Уход же Харитона на этом фоне прошел почти незамеченным.