Невозможно! Должен же быть способ!
Все эти метания стремительно отбирали силы, выматывали и погружали в полудрему. И так колесом.
Искусно сплетенная ловушка, из которой не выбраться. И словно в насмешку прозвучал знакомый голос, заставивший разлепить тяжелые веки.
– Как ты себя чувствуешь, Марилли?
Белый форменный халат сидел на нем столь же безупречно, как и дорогой костюм-тройка. Льняные волосы зачесаны назад и собраны в хвост. На груди бейдж с именем. Доктор Рималли В. Непривычно… Неправильно… Всё не так!
Ремни держали крепко, больно впиваясь в кожу.
– Твои проделки, так и знала… – свой же голос оглушил, показался таким неестественным. – Чего ты добиваешься?!
– У тебя был очередной приступ, – притворно-наигранный вздох, – ты пока не оправилась. Нужно больше отдыхать, – он извлек из кармана небольшой блокнот и ручку. – Пожалуй, выпишу ещё успокоительных.
– Прекрати этот фарс! – Мари рвалась, как птица, угодившая в силки. – Кхалесса найдет способ разрушить твоё заклятье!
– Снова эти сказки, – Древний перестал делать пометки в блокноте, положил его на колени. – Ты придумала себе мир, в котором я злодей. Это несерьёзно, Марилли. Так мы никогда не сможем побороть твой недуг.
– Я отправлю тебя в обратно Ад! Будь проклят тот день, когда я поддалась на твои уговоры. Ты заплатишь! За всё заплатишь!
На скуластом бледном лице отразилось разочарование. Уголки тонких губ поползли вниз. В его руке мелькнул шприц. Сердце глухо ухнуло, холодок страха обвил обнаженные ноги, стал подниматься выше, парализуя. Укола Марилли почти не ощутила. Растертые ремнями руки, все в синяках, давно потеряли чувствительность.
– Поспи немного. Я навещу тебя утром.
Сморгнув слёзы, она увидела только спину Древнего мага. Он ушёл. А после все краски сгустились, погружая в мир без сновидений.
Тишина.
Утро наступило, а за ним потянулась целая череда однообразных дней. Древний приходил, просил перестать предаваться иллюзиям, снова ставил уколы. Приходили и безликие санитары, и даже миссис Уотсон. Улыбчивая пожилая медсестра. Мари и не думала, что когда-то снова увидит её. Она как всегда гладила её по голове, что-то приговаривала, кормила с ложечки отвратительной похлебкой. Помои в ведре, в котором уборщица полоскала половую тряпку и то выглядели лучше.
Это всё не может быть правдой. Всё нереально!
По началу Мари отчаянно цеплялась за образы. Гаррет – его поцелуи, улыбки, тихий шепот, от которого внутри всё сжималось, от предвкушения. Катерина, Алекс, хмурый Мариус и Кхалесса, призывающая не бояться собственной магии.
Но и они стали размываться, постепенно исчезать. Граница между вымыслом и… не вымыслом? Все смешалось. И отличить где правда, а где ложь, уже не получалось. Мысли путались, и настойчивые уговоры доктора Рималли стали казаться единственным выходом из этого кромешного ада.
Сомнение словно вода: оно неспокойно, но терпеливо. Упорно ударяясь о стены пристани, волны рано или поздно выточат трещину в гранитной тверди, до основания разрушая фундамент и проглатывая острые расколотые камни.
– Зачем тебе это всё? Жизнь на грани смерти, провала и боли. Опасность, погони?
Доктор сидел на стуле в расслабленной позе. Его халат как всегда безупречно выглажен, волосы прилизаны: волосок к волоску. От него приятно пахло одеколоном, а от неё опостылевшими лекарствами и мерзкими соевыми котлетами, которые миссис Уотсон приносила на обед.
– Ты хочешь выйти отсюда, Марилли? Хочешь вылечиться и избавиться от отравляющих фантазий?
С трудом верится, что всё может быть как-то иначе, но с губ сорвалось тихое, затравленное:
– Да.
Он оставался невозмутим, но в глубоком взгляде отразилось удовлетворение.
– Тогда ты знаешь, как всё прекратить. Разрушь свои иллюзии, и мы вместе отпразднуем твоё выздоровление.
Глава VII Со вздохом пробуждается Дьявол
Гаррет Маккивер
Я чувствовал, как злость поднимается по нутру, как выпускает свой яд в кровь, заставляя её закипать. Как скребется Зверь, скулит, просит выпустить его на свободу и позволить разорвать обидчику глотку.
Странно это осознавать, но благодаря Фенриру я стал понимать монстра, живущего глубоко внутри. Или он стал более покладистым? Не знаю. Но всё поменялось, и я был благодарен за это.
А вот за то, что он паясничал и битый час действовал мне на нервы, появилось непреодолимое желание выбросить его в окно.
– У меня постоянно была такая хмурая рожа?
– Она у тебя и сейчас не лучше, – вернул шпильку и отвернулся от окна.
Фенрир стоял, облокотившись на столбик кровати. Он остался после очередного визита Кхалессы. Древняя приходила каждые три часа, долго сидела подле Мари и уходила ни с чем. Если она и творила магию, то я не замечал.
– Демиург использовал сильнейшие магические узы. Сплел заклятье на крови и наверняка принёс жертву. Она пока борется, но скоро он сломает её.
– И что тогда?
– Тогда даже я не смогу ей противостоять.
Прошли всего сутки, но мне казалось, что минула неделя. Мари напоминала восковую куклу и если бы не слабое биение сердца, можно было подумать, что она и не жива вовсе. Я перебирал разметавшиеся по подушкам шелковистые локоны, шепотом просил вернуться ко мне.
– Тебе стоит пойти отдохнуть.
– Я должен быть рядом, когда она очнется.
– Ты слышал, что сказала Кхалесса?..
– Мне плевать!
Фенрир поднял руки и попятился к двери. Та как раз распахнулась, и порог перешагнула Катерина с небольшим подносом.
– Ммм, ты вовремя, милая. Я дико проголодался, – мигом оживился он.
Кэт грациозно увернулась от его загребущих рук.
– Это не для тебя.
– Какая трогательная забота, – буркнул Проклятый, – я даже завидую тебе, Маккивер.
– Проваливай, – скорее раздраженно, нежели злобно рявкнул я.
Ссутулившись, он вышел из комнаты, не обронив ни слова.
После воскрешения Фенрир несколько присмирел. Непонятно, что сбило с него спесь: очередная смерть, новое тело и невозможность обращаться в Зверя, или чувство вины? А может всё вместе? Он пытался отпускать неуместные шуточки и колкие замечания, но без былого азарта и вдохновения. Слабость легла на плечи некогда могучего существа тяжелым плащом, и пусть он всячески старался скрыть это, меня обмануть не получалось.
Звон посуды на подносе отвлек от угрюмых мыслей. Я с запозданием уловил запах горячей сдобы и чая с мятой, но почувствовал только отвращение, колом застрявшее внутри.