Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 217

В связи с подготовкой к новому изданию книги об удлинении жизни я вновь с удовольствием перечитывал одну из наиболее умных старых книг о старости — Ревейля. Его глава о нервной системе и органах высшей нервной деятельности очень созвучна экспериментально подтверждённому учению И. П. Павлова о центральной нервной системе, о коре головного мозга как органе выработки условных рефлексов, при посредстве которых устанавливаются временные связи организма с постоянно меняющейся внешней средой, с которой он составляет единство, черпая из неё всё необходимое для существования. Рецепторы, анализаторы, афферентная и эфферентная система — это то, что Ревейль называет системой «соотношения организма с внешней средой, со всем окружающим миром, в котором мы погружены». Меня занимал вопрос, знал ли И. П. Павлов и знают ли его сотрудники книгу и взгляды Ревейля?

В связи с моей сосредоточенностью на вопросах долголетия, у меня живой интерес вызвало в феврале 1947 г. письмо Ольги Авксентьевны Матюшенко (дочери Авксентия Васильевича Корчака-Чепурковского) об исполнении ему 90 лет. Вся его деятельность, как видного участника Пироговских съездов, организатора санитарного бюро в Бессарабской губернии и украинского гигиениста в советский период, протекала у меня на глазах и вызывала всегда большой интерес. Я сделал доклад в Научно-методическом бюро санитарной статистики о Корчаке-Чепурковском и его работах, и Бюро послало приветствие по поводу его 90-летия. Мне было приятно потом узнать, что это приветствие и моё личное дружеское письмо доставили удовольствие уже в то время оторванному от общественной работы юбиляру.

Как о невероятном курьёзе, совпавшем по времени с моим докладом о 90-летии Корчак-Чепурковского, упомяну, что один из слушателей моего доклада рассказал, будто бы в «Кабинете возрастной патологии» при Отделе судебно-медицинской экспертизы Ленгорздрава в то время был подтверждён случай вдвое большего, чем у Корчак-Чепурковского, долголетия, а именно — подтверждён возраст в 175 лет некоего Лемана. Было поразительно, что подобная явная нелепость совершенно пассивно повторяется, не вызывая возмущения. Я попросил из Отдела судебно-медицинской экспертизы подлинное дело и из него сделал извлечение о Михаиле Лемане, просившем удостоверить его возраст в 175 лет на основании пометки в его паспорте о дате его рождения в 1772 году. Эксперт установил, что проситель имеет признаки очень пожилого возраста (облитерацию капилляров, складки и морщины), во всяком случае, более, чем 90 лет, а потому, сделал он вывод: нет оснований отрицать правильность записи о годе его рождения в 1772 г… Я был возмущён этой нелепой, бессмысленной легендой. Познакомившись с Леманом лично, я записал свои впечатления в дневнике:

Вообще нужно обследование психиатра и Шерлока Холмса.

Затея свидетельствуемого — прослыть почти бессмертным. Я просил мою сотрудницу по Институту обследовать на дому условия жизни Лемана. Ей удалось найти в доме, где до войны 1941 г. жил Леман В. О., старую домовую книгу, где Леман записан родившимся не в 1772 г., а в 1882 г. Случайная ошибка при выдаче нового паспорта вызвала у Лемана глупую мысль прослыть 175-летним.

В марте 1947 г. я был командирован Ленинградским институтом коммунального хозяйства в Москву для участия в обсуждении в Госплане разработанного в ЛНИИКХе проекта ограждения города от наводнений. Основную часть проекта составляет сооружение дамбы от г. Ломоносова до острова Котлина и от Котлина до Лисьего Носа, с воротами для пропуска судов во время начального подъёма воды. Главные расходы в несколько сот миллионов рублей предусматривались в проекте на сложные металлические конструкции дамбы. Однако, при всех вариантах для ограждения от затопления при нагоне воды из моря, требовалась подсыпка низких частей Васильевского острова, Петроградской стороны, Кировского и некоторых других районов на 1–2 метра. Расход на подсыпку составлял несколько десятков миллионов рублей.

Моё изучение подъёмов воды в Неве и затоплений более низких густо заселённых районов Ленинграда в 1908–1910 гг. оставило у меня убеждение, что фактически в осенние месяцы от нагонных затоплений больше всего страдает население от небольших подъёмов воды в 1½-2½ метра, крупные же наводнения с подъёмом воды до 3½-5 метров бывают относительно редко.

Очерёдность сооружения дамбы в проекте предусматривалась технически формально стройная: в ближайшую пятилетку постройка заводов для производства металлических конструкций и железобетонных изделий, затем строительство дамбы и, наконец, — через 5–10 лет — подсыпка. В Госплане я настойчиво отстаивал другую очерёдность: прежде всего, — осуществить подсыпку заниженных частей территории Ленинграда до отметок в 2–2½ метра над ординаром. Эта мера не требовала предварительного сооружения заводов и в то же время сама по себе давала огромный эффект, подымая санитарное состояние заниженных территорий и ограждая их от бедствий затопления и подтопления при ежегодных малых нагонных наводнениях.

С трудом удалось мне подвинуть инженеров-проектировщиков на пересмотр вопроса очерёдности развёртывания и осуществления проекта ограждения Ленинграда от наводнений.

Несмотря на то, что в первой половине 1947 г. я был чрезмерно перегружен научной и лекционной работой в двух институтах, составлением отзывов и выступлениями в качестве официального оппонента по докторским и кандидатским диссертациям (Векслера, С. П. Попова, Коломийцева и др.), я, тем не менее, охотно откликнулся на приглашение Р. Н. Зельдовича ^[345] выступить на конференции Института коммунального хозяйства с обобщающим докладом о задачах и перспективах развития коммунального строительства в условиях послевоенного восстановления.