Воцарилась долгая пауза.
— Да мы не агитаторы вовсе! — почти что извиняясь, протянула Лара.
Старичок, словно не слыша, продолжал:
— В последние годы Валюша всегда сидела тут у трюмо, все собиралась на репетицию. Образы всякие себе придумывала странные. То клоунский нос из гумоза налепит, то волосы распустит, как Клеопатра, и тренирует улыбку… Ох… Гневалась, если мы с Дейком пытались объяснить, что все мы уже списаны, все на пенсии. Она ведь в юности выступала с акробатами, наездницей была отличной, еще и мне ассистировать успевала. А потом в дрессировщицы пошла. Сценический век дрессировщиц длинный, вот она и хотела подольше задержаться на работе…
— Как печально, — не удержалась Света.
— Да что вы! — всполошился старик. — Пока живем — печалиться не смеем! Это все жизнь, девочки! И нужно радоваться, что она есть, какая б ни была. Валюша моя вот уже два года, как покойница. И я сейчас понимаю, как был с ней счастлив всегда. Даже в последнее время. Подумаешь, сердилась! — Дрожащими руками Кондрашин поправил фотографии на трюмо. — Да вы садитесь, что же вы стоите! — Он отодвинул столик, освобождая место. Ларочка скромно опустилась на угол дивана, а Света собиралась сесть на пуфик у трюмо.
— Нет-нет! — схватившись за сердце, вскрикнул хозяин. Все замерли. Он с большим почтением взял Свету под локоть и усадил в кресло по другую сторону стола. — Прошу меня простить, но там сидеть нельзя. Это Валюшенькина обстановка, — пояснил, указывая в сторону трюмо. — Я ничего тут не меняю с ее смерти. Вы можете не верить, но когда всерьез болею — не как сейчас, а прям совсем-совсем, — она приходит, садится на свой пуфик и строго говорит: «Кондраш, гад чертовый, харэ дурить! Дуй на работу! Дейка-троглодита кто кормить будет?» И знаете, мне это помогает…
— А что у вас болит? — вмешалась Света. — Мы можем вам помочь? Моя подруга — врач, и я немного тоже подрабатывала в больнице. — Тут она вспомнила про свою роль и цель визита: — Вообще-то мой папа — известный доктор, и…
— Да! — Ларочка тоже опомнилась и принялась изображать желающую нажиться на подруге аферистку. — У них квартира вся в роскошном гинекологическом ампире. Обзавидуешься!
— Ампиром мне уж точно не поможешь, — улыбнулся старичок. — Моя болезнь не лечится. Больна душа. Аж с юности. Едва какое беспокойство, прям чувствую, как вот тут, — он ткнул себя в грудь, — все горит. Там зреет боль и шепчет: «Выпей, станет легче!» Вот я и пью… А мне нельзя. Я останавливаться не умею. Поэтому, как начинаю пить, на улицу не выхожу. Домашняя настойка не так сильно убивает, как уличное пойло… Тут все закончится, — он обвел пространство рукой так, будто вокруг было много-много фляжек с настойками. — Я, может, и угомонюсь. А если выйду — все, пиши пропало. Свяжусь с компанией, усну в помойке. Опять соседка будет горланить, что я, скотина, Дейка ей подкинул…
— Так вы, выходит, не больны, а просто алкоголик? — невесть зачем спросила Света.
— Слово-то какое, — Кондрашин нервно дернулся. — Обидеть может каждый!
— Послушайте! — Тут Лариса окончательно взяла себя в руки. — Мы здесь вовсе не затем, чтобы вас обижать или лечить от пьянства. Мы часы хотим купить! Я видела их у вас на базаре. Позавчера, помните? Наручные часы Cartier. Мужские, элегантные. Моя подруга мечтает подарить такие своему отцу. Мы хорошо заплатим… Моя подруга не поскупится. Со скупыми я не дружу.
— Хм… — Кондрашин посмотрел куда-то вдаль, а потом решительно замотал головой: — Нет, не могу! И не просите, и не соблазняйте! — Потом взглянул на Дейка, словно советуясь. Тот отвернулся. — Хотя… — Старик вроде бы что-то решил и снова вынул свою фляжку. — Есть у меня одна мыслишка. Доверьтесь мне и посидите тут.
Он скрылся за ширмой. Лариса со Светой наклонились к столу, чтобы пошептаться.
— Я не хотела его обижать, случайно вырвалось, — вздохнула Света.
— Не важно! — отмахнулась Лара и зашептала еще тише: — Я знаешь, что подумала? Если он будет чай нам предлагать или что-нибудь еще — ни в коем случае не пей. Он вроде милый был, а сейчас как будто обозлился. Ты заметила? Сейчас я даже допускаю, что он из банды. А если так, вдруг у него манера: как услышит, что кто-то с деньгами, сразу снотворное в ход пускает.
Света приложила палец к губам и кивнула на Дейка. Она была уверена, что пес понимает человеческую речь, и не хотела порочить в его глазах хозяина.
— А что? — не унималась Ларочка. Похоже, нервное напряжение заставляло ее говорить глупости. — Может, он — как игроки с ипподрома. Только не играть привык, а травить. Ты знаешь, что когда в Москве закрыли ипподром, завсегдатаи начали делать ставки на трамваи? Привычка — дело страшное.
— Но без своих привычек мы были бы не мы! — внезапно Кондрашин появился из-за шторы. Собранный и почему-то протрезвевший. При этом в кепке и уличном пиджаке.
Надеясь, что он слышал только окончание разговора, Света с укором глянула на Ларочку. Та растерянно крутила головой, переводя взгляд с ширмы на находящуюся совсем в другой части комнаты штору. Действительно, как она так переместилась?
— Раз вы пришли купить, я — к вашим услугам, — Кондрашин распахнул полу пиджака. Часов там не было, но было много интересных безделушек. — Я ведь не просто люблю забавные вещички, я еще знаю, где их достать, и понимаю, какая именно вас сделает счастливой, — он хитро сощурился, запахнул пиджак, а когда распахнул его снова, там была уже новая партия товара. — Чувствовать, что именно нужно клиенту, — мой талант. Болезнь мне иногда мешает мыслить здраво, и я работаю в убыток, поэтому я дал зарок: болея, забывать о своей миссии. Но раз вы сами меня нашли, значит судьба. Итак, выбирайте!
С трудом заставив себя отвести глаза — завораживали и сами вещицы, и их загадочное появление и исчезновение в одном и том же месте пиджака, — Света поднатужилась, скорчила противную гримасу и твердо сказала:
— Я готова заплатить только за часы. И только за те самые Cartier. Неужели вы их уже продали? Могли бы сказать сразу, что мы зря теряем время…
— Я вижу вас насквозь, — горячо зашептал Кондрашин, и Свете стало неприятно. — Часы вам не нужны! Вас вытошнит, едва узнаете их историю… Я вот узнал и даже заболел. А папеньке в подарок можно приобрести этот портсигар. Или, может, письменный набор? Сейчас Дейк принесет.
— Только часы, — стояла на своем Света. — Какую цену вы за них хотите?
— Да что вы привязались к этим часам? — ощетинился старик. — Они никак не могут быть подарком. Вот, посмотрите! — Двумя руками он вытащил что-то из кармана брюк, а когда убрал скрывающую сокровище ладонь, Света с Ларисой увидели обратную сторону наручных часов. Ракурс был такой, что из-за отблесков точно разобрать латиницу не получалось. — Тут именная гравировка! — многозначительно сообщил продавец. — Такую вещь не подаришь…
— Зачем же вы несли их продавать? — спросила Света, потому что надо было ведь хоть что-нибудь спросить.
— Не всем же на подарок. Кому-то нужно для коллекции, кому-то…