— И ладно бы партии действительно была нужна моя помощь, — продолжал старичок. — Скажем, выдвигались бы несколько кандидатов и нужно было бы выбрать. Но выдвигается один. Работа вся и без меня проделана, но все равно зовут, чтобы я не чувствовал себя брошенным. Хорошо ведь?
Тут Света не смогла понять, не издевается ли собеседник, поэтому на всякий случай посерьезнела.
— Вы можете проголосовать «за» или «против» кандидата, — строго напомнила она.
— Ха! Что ж я, партии родной не доверяю? — отреагировал старик и тут же перешел на таинственный шепот: — Скажите, неужели есть те, кто голосует «против»? Не верится. Ведь чтобы «за», достаточно бумажку у всех на виду опустить в урну. А если «против» — обязан заходить в кабинку и там писать. Кто ж станет демонстрировать такое дуралейство? — Тут он спохватился: — Но что же вы стоите на площадке? Проходите! Милости прошу! Я одинок и рад гостям всегда.
— Может, это не он? — спросила Света Лару осторожно, слегка отстав от хозяина квартиры. На делового барыгу с базара старичок был не похож…
— Он, — тихо прошептала Ларочка в ответ. — Но в прошлую встречу он был в кепке, суровый и вообще не улыбался. А тут — гляди, какой любезный.
В конце заваленного темного коридора струился мягкий свет. Похоже, это и была нужная комната.
— Так вы с базара? — обернулся старичок. Слух у него оказался на удивление хорошим. — Конечно, там я неприветлив. Такое амплуа. Много всего плохого происходит при торговле, нужно выглядеть суровым, чтобы не казаться легкой жертвой. А с хорошими людьми я в маску деловитости не прячусь. Я с ними, как с собой… Стоп! Босиком не пущу! — у своей двери он резко замер. — Не люблю, когда дома не по-домашнему. Переобуйтесь, пожалуйста, в тапочки. Вам Дейк их принесет.
Вот тут-то Света и поплыла окончательно. Старик тихо присвистнул, и из комнаты, держа в зубах ярко-розовые тапочки, вышел огромный явно добрый пес. Белый, словно гора чистого снега, и пушистый, как голова Светиной дочери Катюши, если не расчесывать.
— Ты что, с ума сошел? — словно разыгрывая сценку, наигранно нахмурился старик. — Считать, что ли, разучился? У нас две гостьи, Дейк! Две!
Пес скрылся в комнате и вынес целый пакет с обувью самых разных цветов и фасонов. Пусть старой, сношенной и где-то даже драной, но все же именно с обувью — как хозяин и просил. Вот это пес!
— Не обижайтесь, — пробормотал старик. — Дейк вредничает. Соседка уехала куда-то, а в свою комнату заселила родственников. Он, — старик потрепал пса по холке, — думает, что они опасны, и все время просит, чтобы я их выгнал. А я себе не враг — к чему конфликты в доме? Ну подеремся, ну подебоширим — кому от этого, спрашивается, будет лучше? Дейк мною недоволен. Поэтому выполняет мои просьбы неохотно. Выбирайте тапочки себе по душе да проходите. Эх ты! — Теперь он говорил только с собакой. — Гостьи решат, что ты не умеешь считать до двух! Позор на наши с Валюшей седые головы.
Пес осуждающе глянул на хозяина, потом довольно громко гавкнул ровно два раза и удалился.
Переобувшись, гостьи пошли следом. Казалось, что они попали в театральную гримерку. Стены обклеены рисованными афишами, в углу — сундуки с выглядывающими наружу пестрыми тряпками. В один из них Дейк по-хозяйски опустил пакет с оставшейся обувью. Света с Ларисой переглянулись с немым восторгом и снова принялись смотреть по сторонам. Возле окна стоял придвинутый к аккуратно застеленному дивану низенький столик. Напротив, у расписанной на экзотический манер ширмы, красовалось трюмо с большим зеркалом и множеством коробочек с гримом, пудрой и еще бог знает с чем.
— Так вы артист? — спросила Света изумленно.
— Ну… Что-то в этом роде, — ответил хозяин. — То есть был когда-то. А настоящая артистка — моя жена Валентина. Смотрите, вот она. Ее плакаты слегка залило — у нас недавно крыша протекла, но вы не обращайте внимания. Это тоже она. А это ее лошадь, — он принялся, как дирижер, размахивать невесть откуда появившейся в его руках указкой, отыскивая жену среди множества изображений на стенах. Света зацепилась взглядом за одну из афиш: в центре была нарисована хрупкая девушка, перегнувшаяся через кольцо. Пышная копна рыжих волос заполнила весь низ афиши. Поверх было написано «Каран д’Аш, наездники и акробаты».
— Карандаш? — Не поверив, перечитала Света имя самого любимого клоуна современности.
— Да, — скромно ответил хозяин. — С Мишей мы когда-то выступали в одной программе. Давно. Как видите, имя его тогда еще писалось на французский манер. Хорошо, что исправил подпись. — Старичок вдруг быстро вытащил из-за пазухи флягу, сделал большой глоток и снова расплылся в улыбке. — Карандаш — мудрый человек. Уже тогда знал: преклонение перед Западом до добра не доведет…
Б. Е. Ефимов (Фридлянд), Н. А. Долгоруков. Плакат-афиша «КАРАНДАШ. ГОСЦИРК». 1949 г.
На следующем плакате красовалось писанное на старинный манер еще с ятями объявление: «Каждый взрослый имеет право провести с собой бесплатно одного ребенка». А рядом от руки было приписано «А. Грин».
— Вы знали Грина? — хором прошептали Света с Ларой.
— Не довелось. Хотя ходили друг от друга близко. Я сохранил это объявление и сделал приписку, чтобы не забыть историю, рассказанную мне одним старым коверным
[16] в Ленинграде. Говорят, увидев это объявление на входе в цирк, писатель Александр Грин сказал: «Гораздо лучше написать: «Каждый ребенок имеет право провести с собой бесплатно одного взрослого!» Его, конечно, не послушали, но нам с Валюшенькой понравилась история, и мы решили всем ее пересказать. А объявление я выиграл у того коверного в карты. Обычно я с простыми людьми не играю, но тут не удержался. Старый реквизит и всяческие интересные вещицы — моя страсть, — он с гордостью показал указкой на сундуки. — Как видите, хоть и торгаш, но страсть не продаю!
— А это вы, да? Надо же, какой красавец! — Лариса увлеченно принялась изучать приклеенные к зеркалу старые фотокарточки. — А это, что ли, Дейк? Он тоже выступал?
— Все верно, — улыбнулся хозяин и подмигнул псу: — Старик, дай пять, нас узнали! — Дейк, нехотя поднявшись на задние лапы, ткнулся передними в ладони хозяина и, опустившись обратно на пол, отошел за ширму. — Мы всю страну когда-то исколесили с гастролями. — Старичок кивнул на фото: — А Валюшенька еще и в труппе государственного театра успела послужить. Большая честь и прописка были гарантированы. Я-то так, с переменным успехом. То здоров — то болен. А она — настоящая звезда. После войны нам, конечно, несладко пришлось: сын погиб, дом сгорел, Валюшенька осталась инвалидом, потому что однажды после бомбежки побежала вместе со всеми в раскуроченную кондитерку за горячей патокой и из-за давки чуть не упала в чан. Повисла на краю, в последний момент уцепившись руками за бортик… Хорошо, добрые люди нашлись — обратно затянули. Но Валюшенька очень сильно обожглась, бедняжка… Домой ползком добралась. — Он снова сделал глоток из своей фляжки. — Врачи после войны сказали: — Полная подвижность не восстановится. Валюшенька не выдержала, тронулась умом. Вот так-то! На выборы вы ее точно бы не позвали…