Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 39

Командование бригады и отрядов вместо того, чтобы мобилизовать женскую молодежь на боевые дела, допустили массовые женитьбы. В бригаде женилось 5 командиров отрядов, помощник комиссара бригады по комсомолу тов. Кугут, заместитель комбрига по разведке Журавлев и сам тов. Уткин.

Такое же положение и в бригаде тов. Суворова. Комсомольские организации вопросом привлечения девушек-партизанок к активной боевой и политической деятельности не занимаются.

Во многих партизанских отрядах большинство девушек стали женами командного состава, находятся они в штабных палатках, имеют при себе личное оружие, а стрелять не умеют. Такое положение можно встретить в бригаде № 2 (командир Коротченко), в отряде 44 и др.

Слабо проводится военная и политическая учеба среди женского состава, и в силу незнания оружия их оставляют на разных вспомогательных работах (кухни, прачки, уборщицы и т. п.).

В 13 бригаде из 165 девушек в боевых операциях участвуют 45 процентов, а остальные отсиживаются в лагерях. В бригаде Коротченко из 120 девушек участвуют в операциях 60 человек.

Вот что об этом рассказала в своем выступлении на бригадном женском собрании 14 августа 1943 года комсомолка Васевич Надя: «На нас смотрят в бригаде сквозь пальцы, многие девушки со слезами на глазах просятся на боевые операции, но их командиры не берут. Часто приходится от бойцов слышать такие слова: “Куда ее на боевую операцию – баба она”.

Большинство из нас не знают винтовки, да и не имеют их. Одно время нас вооружили всех винтовками, мы обрадовались, но ненадолго. Пришло в бригаду пополнение, и оружие у нас отобрали – говорят – бойцам надо, а мы кто?»

Пантелеймон Кондратьевич горел неистребимым желанием бросить в бой как можно больше народу, вплоть до 17-летних девчонок, которым срочно предлагалось освоить винтовку. Но так ли уж необходимо было это? Неужели два-три десятка бойцов – женщин и девушек – решающим образом усилили бы мощь партизанской бригады в 500–700 человек? Думаю, что партизанок целесообразнее было бы использовать для агентурной разведки или для хозяйственных работ в лагере. Хотя тех девушек, кто добровольно вызывался идти на боевое задание, партизаны, конечно, могли бы взять с собой. При условии, если они умеют стрелять из винтовки и знают, как надо действовать в бою. Но Пономаренко, похоже, хотел бы всех партизанок поставить под ружье и заставить сражаться.

Из доклада Пономаренко хорошо видно, что, как и в регулярных соединениях Красной армии, в партизанских бригадах и отрядах пышным цветом расцвел институт «походно-полевых жен». Причем, как и в армии, это было привилегией высшего командного и политического состава. Рядовой партизан новой молодой женой обзавестись не мог. Хотя, если он был уже женат, то жена могла воевать вместе с ним в одном отряде.

На совещании помощников начальников областных и республиканских штабов партизанского движения по работе среди молодежи, состоявшемся в Москве 12–13 ноября 1943 года, заместитель начальника Центрального штаба партизанского движения по молодежной работе Малин особо указал, что «девушки показывают прекрасные образцы боевой деятельности. Нужно их втягивать в эту работу. Конечно, есть факты безобразные. На них нужно отреагировать. У нас есть помощники комиссаров отрядов по комсомолу, им надо этим делом заниматься».

Нередко отношения партизанских начальников с женщинами становились поводами для снятия с должности и сведения счетов. В частности, смоленскому «Бате» среди прочего инкриминировали слишком раздутый штаб, где обреталось большое количество ППЖ. Связи с женщинами становились поводом для снятия с должности партизанских командиров, правда, обычно вкупе с другими обвинениями. Так, уполномоченный Центрального штаба партизанского движения по Пинской области Клещев 12 июля 1943 года докладывал Пономаренко «об освобождении т. Шибинского от обязанностей командира “Смерть фашизму” и секретаря Стреминского райкома компартии Белоруссии. Санкция на это Вами дана, поэтому я должен информировать Вас подробнее…

Несмотря на неоднократные предупреждения, Шибинский продолжал связи с женщиной, имеющей очень сомнительную репутацию. Окружил себя бывшими полицейскими, бургомистрами, пьянствовал. Под руководством Шибинского производились расстрелы людей, виновность которых перед родиной никем не была доказана. Значительная часть полицейских, принятая в отряд, продолжала полицейские традиции (пьянство, избиение населения). Зная об этом, Шибинский ничего не предпринимал, чтобы бороться с этим злом, наказывать виновных. Под руководством Шибинского отряд почти вовсе не занимался диверсионной работой.

Все это поставило нас перед необходимостью освободить т. Шубинского и от командира отряда, и от секретаря РК КП(б) Б…»

Любопытно, что в снабжении продовольствием местные немцы (фольксдойче) пользовались преимуществом перед всеми другими этническими группами населения. Специальным распоряжением командования тыла группы армий «Центр» немцы в городах (речь шла преимущественно о фольксдойче) должны были получать не только все те пайки, которые полагались занимавшим те же должности русским, но и дополнительно получать в неделю 100 г мяса и 60 г жиров, которые русским вообще не выдавались, а также, сверх пайка, 1500 г муки, 1800 г хлеба, 7 кг картофеля, 250 г круп, а также овощи и рыбу по мере поступления, пользуясь в этом отношении преимуществом перед лицами иных национальностей. Правда, далеко не всегда фольксдойче выдавали все то продовольствие, которое им полагалось на бумаге.

Завоеватели оценили все достоинства и недостатки «русского шнапса» (самогона). 8 июня 1944 года командир 889-го охранного батальона капитан Лемке издал специальный приказ по этому поводу: «Выгоняемый русскими шнапс содержит в себе много ядовитых примесей, делающих его очень вредным для здоровья. Поэтому употреблять его военнослужащим и вольнонаемным лицам запрещено. Несоблюдение этого приказа будет рассматриваться как непослушание в военное время». Но немцам и так оставалось пить самогон считанные месяцы: очень скоро они были выбиты с советской территории.

На почве злоупотребления спиртным случались настоящие трагедии. Так, 9 ноября 1941 года приказ по 416-му немецкому пехотному полку констатировал массовое отравление метиловым спиртом: «Выпив алкоголь из захваченной советской цистерны, 95 солдат тяжело заболели, и 10 умерло. Среди гражданского населения, которому дали этот спирт в обмен на продукты, произошел 31 смертный случай.

Речь идет о ненамеренном доказанном отравлении метиловым спиртом. Соответствующее наставление частей об опасности отравления метиловым спиртом для избежания повторения подобных случаев необходимо. Захваченный спирт может выдаваться войскам лишь после исследования его химической испытательной лабораторией 16-й армии, в настоящее время – Старая Русса».

Случаи такого рода порождали слухи об умышленном отравлении немцами местных жителей и активно использовались партизанской пропагандой. И это при том, что сами партизаны не брезговали травить ядом немцев, чаще всего отравляя пищу в столовых, где питались немецкие солдаты и офицеры.

В целом же «крестьянский коллаборационизм» не сыграл большой роли в борьбе против партизан. Они в лучшем случае обороняли свои деревни и села, но не преследовали отступающих партизан и не могли нанести им значительного поражения. Хотя, конечно, немцам и такая помощь была кстати. Но гораздо большее значение имело то, что в тех местностях, где крестьяне вооружались против партизан, последние не могли получить продовольствие и иное снабжение, а также сведений о передвижении карательных отрядов. Однако площадь таких антипартизанских анклавов была все же несопоставима с площадью партизанских краев. Большинство партизанских командиров достаточно быстро поняли, что нельзя забирать у населения все подчистую, иначе немецкая оккупация уже не будет восприниматься как непомерное бремя. Поэтому в большинстве случаев крестьяне как бы платили партизанам налог продуктами, оставляя и семьям на пропитание. Эксцессы же партизанское командование стремилось пресекать, только не всегда это получалось.